Операция Хаос

— Рауль, Одо, успокойте людей! — крикнул Хольгер. — Не давайте им никого обидеть. Ты, ты и ты, — он указал на рослых крестьян, смышленых на вид. — Охраняйте эту дверь. Никого не пропускать! Алианора, Гуги, за мной.

Спрятал меч и поспешил в глубь здания по прямому коридору, украшенному резным деревом. Коридор заканчивался дверью, и еще две двери по бокам. Хольгер отворил среднюю. Комната увешана шкурами и тронутыми молью гобеленами. Пламя восковых свечей освещало женщину, лежащую на ложе под балдахином. Прямые седеющие волосы обрамляли благородное, пылавшее жаром лицо. Женщина чихала и кашляла в платок. «Тяжелая простуда», — определил Хольгер. У изголовья сидела девушка, тут же вскочившая, лет шестнадцати-семнадцати, стройная фигурка, длинные светлые косы, голубые глаза, вздернутый носик, алые губки. На ней было платье прямого покроя, перетянутое поясом с золотой пряжкой.

Хольгер поклонился:

— Простите мое вторжение. Я был вынужден.

— Знаю, — сказала девушка встревоженно, — Я все слышала.

— Вы ведь Раймберг?

— Да, я дочь сэра Юва. Моя матушка Бланшефлор, — упомянутая дама вытерла нос платком и уставилась на Хольгера со страхом, лишь самую малость приглушенным вызванными болезнями страданиями. Раймберг нервно сжала тоненькие ладони. — Я не могу поверить в то, что ты говорил, сэр рыцарь. Что один из нас — этот… тот зверь, — она удержала слезы, как-никак она была дочерью рыцаря.

— След ведет сюда, — сказал Гуги.

— Кто-нибудь из вас видел волкодлака? — спросил Хольгер.

— Мы были в дальних комнатах, я и Гью, а матушка спала. Двери были заперты. Отец сидел в главном зале. Услышав шум, я прибежала сюда успокоить маму.

— Значит, волкодлак — сам сэр Юв, — сказала Алианора.

— Нет, не отец! — прошептала Раймберг. Бланшефлор закрыла лицо руками. Хольгер отвернулся:

— Пойдемте дальше.

Комната мальчишки — у лестницы, ведущей на верхушку башни. Полна обычных для этого возраста вещичек. Комната Раймберг — напротив, в другом конце коридора. Там стоял сундук с приданым, прялка и все остальное, потребное девице знатного рода. Гуги не смог привязать запах к какому-то одному помещению, сказал, что он идет отовсюду. Волкодлак что ни ночь навещал эту часть дома. Но это не означало, что его кто-то заметил. Он мог входить и выходить через окно, пока все спали.

— Один из трех, — сказала Алианора подавленно.

— Из трех? — поднял брови Гуги. — А почему ты заверена, что мать не может оказаться зверем? Ведь она стала бы здоровой, как только сменила бы шкуру.

— Да? Я не знала. Волкодлаки не так уж часто встречаются, чтобы я знала, как бывает, когда они болеют… значит, четверо. Один из четверых.

Хольгер понуро поплелся в главный зал. Рауль и Одо уже навели порядок. Люди стояли вдоль стен, а Папиллон — у входа. Юв и Гью сидели в креслах с высокими спинками, связанные по рукам и ногам. У них в ногах сидел Фродарт — его лишь обезоружили. Священник молился.

— Ну что? — крикнул Рауль, когда они вошли. — Кто из них?

— Не знаем, — сказала Алианора.

Гью плюнул в сторону Хольгера.

— Когда я увидел тебя без шлема, сразу подумал, что ты на рыцаря мало похож, — сказал он язвительно. — А теперь, когда вижу, как ты вламываешься к беззащитным женщинам, знаю наверняка — ты не рыцарь.

Следом за Гуги вошла Раймберг. Подошла к отцу и поцеловала его в щеку. Окинула взглядом зал и сказала:

— Вы напали на своего господина, вы хуже собак!

Одо мотнул головой:

— Нет, госпожа моя. Господин, который не заботится о своих людях — не господин. У нас дома детишки, мы не хотим, чтобы их сожрали заживо.

Рауль ударил в стену тупым концом копья:

— Тихо вы, там! Волк должен сегодня умереть. Назови его имя, сэр ’Ольгер. Его… или ее. Назови имя волка.

— Я… — Хольгер ощутил слабость в ногах. Облизнул губы.

— Мы не знаем, — крикнул Гуги.

— Вот как… — Рауль угрюмо оглядел крестьян. — Этого я и боялся. Может, зверь сам признается? Обещаю ему легкую смерть — серебряным ножом прямо в сердце.

— Пока он в человеческом облике, хватит и железа, — сказал Одо. — Ну говорите! Не хотелось бы подвергать вас пытке.

Фродарт дернулся:

— Раньше, чем ты это сделаешь, тебе придется оторвать мои руки от твоего горла!

Его проигнорировали. Рауль сказал:

— Если никто не признается, то лучше будет, чтобы умерли все четверо. Здесь священник, он их исповедует.

Гью подавил вскрик. Раймберг замерла. Все услышали доносившийся из глубины дома кашель Бланшефлор.

Юв словно обмяк.

— Ладно, — сказал он. — Волкодлак — это я.

Миг спустя Раймберг решительно усмехнулась:

— Оба лгут из благородства. Настоящий оборотень, добрые люди — это я. Не нужно меня убивать, достаточно будет постеречь, пока я не уеду венчаться в Вену. Вдали от Фаэра его чары уже не принудят меня оборачиваться зверем.

— Не верьте ей, — сказал Гью. Юв кивнул. Хриплый вскрик из глубины дома мог означать, что и Бланшефлор берет вину на себя.

— Так мы ничего не добьемся, — сказал Рауль. — Рисковать нельзя. Луп-гаро должен умереть. Отец Вальдебрун, приготовьте их к последней молитве.

Хольгер вытянул меч и заслонил собой пленников.