Он с маху поставил стакан на край стола.
— Ты прав, — вырвалось у него, и в удивлении захлопал глазами. — Кажется, я разбил дно у этого стакана…
— Закончили. Мне нора.
Мы встали вместе.
— Тебе нужно оружие? — предложил Барни.
Я покачал головой:
— Давай не будем впутываться в уголовщину. Против того, с кем мне придется столкнуться, оружие, вероятно, не поможет.
Мне показалось, что незачем ему объяснять, что за пазухой у меня спрятан охотничий нож, а когда я превращусь в волка, оружия у меня будет полная пасть.
— Ах, да, — сказал я, — договоримся, чтобы все было ясно. Я был у тебя. Без сомнения, это может быть установлено, если хорошо постараться, но взяв у тебя метлу, снова исчез неизвестно куда.
Он кивнул головой и сказал:
— Верю, что тебя ждет удача. Мое помело не такое быстрое, как какая-нибудь спортивная модель, зато летит почти бесшумно. Я отрегулировал его только вчера. — Он постоял мгновение, размышляя. Сквозь окна сочилась тишина, темень. — Тем временем я тоже начну изыскивать. Вим Харди… Янис Вензель, он работает в библиотеке… Гм, мы можем привлечь к работе твоего доктора Акмана. А как насчет профессора Грисволда из университета?..
Я найду и еще людей, способных держать язык за зубами. Тех, кто с радостью захочет нам помочь и готов нести любую ответственность. По крайней мере, мы соберем все не засекреченные данные, относящиеся к Нижнему Континууму. Может быть, добудем что-то из засекреченного. Мы сможем составить уравнения, выделим сведения, предположительно относящиеся к решению нашей проблемы. Потом пропустим весь массив через вычислительную машину и отсеем неработоспособные идеи. Ну, я приступаю к работе прямо сейчас…
Что можно сказать такому парню? Только «Спасибо»!
23
Похоже, это было вполне в характере церкви иоаннитов. Свои кафедральный собор (единственный на весь Верхний Средний Запад) они воздвигли не в Чикаго, Милуоки или в каком-нибудь городе вообще, а в совершенно пустынном месте.
Даже от нашего скромного городка его отделяло миль сто. Местоположение собора олицетворяло и символизировало отношение гностиков к этому миру как ко злу.
Идея спасения с помощью тайных ритуалов и оккультных знаний…
В отличие от петристского христианства, христианство иоаннитов само не придет к вам. Оно возводит лишь маленькие угрюмые часовни, размером едва ли больше тех будок, в которых стоят караульные. Вы сами должны прийти к христианству иоаннитов.
Вызов такого рода кажется очевидным, и поэтому, подумал я, он, вероятно, неверен. Все, что относится к гностицизму, всегда на самом деле иное, чем кажется. Вероятно, так много пароду и тянется к иоаннитам в наши дни, что он весь состоит из загадок. Под одной маской у него обнаруживается другая, а внутри лабиринта — другой лабиринт.
Традиционные церкви создали простую и ясную теологию.
Эти церкви четко определяют смысл своих мистерий (хотя тут нужно отметить общеизвестное — что смертные, то есть мы — не могут постичь все проявления Всевышнего). Они заявляют, что, поскольку этот мир дан нам Создателем, значит в своей основе on добрый, хороший мир. Многие его недостатки вызваны человеком, и наш долг — стремиться к совершенствованию.
Все это слишком неромантично. А иоанниты апеллируют к мечтам и грезам человека, к ребенку, всегда сидящему внутри нас. Они обещают, что познав тайну, человек станет всемогущим, а одна часть этой тайны — отрицание этого общества.
Я относился к этому утверждению с высокомерной насмешкой, но в то же время… верил, что в нем есть большая доля правды. Однако, чем больше я размышлял, тем меньше мне казалось, что это утверждение что-нибудь объясняет.
У меня было время и желание подумать. Я летел в ночи, над головой сверкали россыпью звезды, внизу — почти такая же россыпь столь же далеких огней деревень и ферм. Вокруг свистел, делавшийся все холоднее, воздух. Он насквозь пронизывал меня. Теперь я понимал, как мало знаю, как я был ленив в учебе, не ленился лишь получать стипендию.
Но я начал понимать и другое. Факты, уже забытые мной, всплывали в памяти и начали складываться в единую картину. Я чувствовал, что скоро буду понимать больше. Я летел и мрачно размышлял о том, что мне известно о церкви иоаннитов.
Был ли это просто идиотский культ, появившийся то ли два, то ли три поколения назад? Культ, взывавший к чему-то глубоко погребенному в душе человека Запада? Или он действительно так древен, как утверждают иоанниты — основан самим Христом.
Другие церкви отрицали это. Само собой, католиков, ортодоксов и протестантов нельзя рассматривать как единую общность петрнстов. Но общеизвестное мнение, грубо говоря, их такой общностью, в общем-то, считало. Эти церкви одинаково интерпретировали слова, с которыми Иисус обращался к своим ученикам. Они все признавали особо важную роль, которую играл Петр. Хотя, разумеется, между ними были разногласия (включая вопросы о старшинстве Апостолов), все они совершенно одинаково признавали Двенадцать учеников Иисуса.
И еще… и еще… Эти странные слова в последней части Евангелия от Иоанна: