Операция Хаос

Я пожал плечами и стащил с себя верхнюю одежду. Под ней был надет эластичный, без швов костюм. В нем, когда я человек, арестуют за неприличный вид, но когда я делался волком, он не стеснял движения. Лунный фонарик, словно толстый круглый амулет, уже висел на моей шее.

Джинни крепко поцеловала меня и шепнула:

— Береги себя, тигр.

У нее не было особых причин для беспокойства. У осаждающих нас не было никакого оружия, если не считать кулаков, ног, возможно, контрабандно протащенной дубинки и так далее. То есть, у них не было ничего, чего бы я мог бояться, сменив кожу на шкуру. Даже нож, пуля, клыки могли причинить мне лишь временный вред. Да и то нужны были бы особые, я бы сказал редкие, условия, вроде тех, при которых я потерял половину хвоста во время войны.

Кроме того, вероятность, что начнется драка, была очень маленькой. С какой стати оппозиционеры станут нападать на меня? Полиции бы их хватило на один зуб, а пока проворачивается затея о мученичестве, прикрыть наш завод было бы гораздо легче. Несмотря на это, голос Джинни звучал не совсем ровно, и пока мы шли через зал, она смотрела нам вслед. Смотрела, пока мы не завернули за угол.

— Подожди секунду. — Барни открыл шкаф и извлек оттуда одеяло. Одеяло он перекинул через руку. — Если ты захочешь изменить свой облик, я наброшу его на тебя.

— С какой стати? Снаружи нет солнечного света, только огни эльфов. Этот свет не препятствует трансформации…

— После того, как появился священник, свет изменился. Для полной уверенности я использовал спектроскоп. Сейчас в нем достаточно ультрафиолета, так что у тебя могут возникнуть трудности. Это результат охранительных заклинаний — на случай нашего нападения.

— Но мы не нападем…

— Разумеется, нет. С его стороны — это демагогический прием чистейшей воды, который выставляется напоказ. Но умный прием. Фанатики и наивные детишки, входящие в эту банду, увидели, что вокруг нас установлено защитное поле, и тут же заключили, что это было необходимо. Итак, было вновь подтверждено, что «Источник Норн» — их враг. — Он покачал головой. — Поверь мне, Стив, этими демонстрантами управляет, словно марионетками, кто-то более сильный.

— Ты уверен, что священник сам установил поле?

— Да. Все их священники — маги. Вспомни, это входит в их обучение, и хотел бы я знать, чему их еще обучают в этих, никому не доступных, семинариях… Давай попытаемся поговорить с ним.

— Он проповедует? — Я был удивлен. — Высшие иерархии иоаннитов не раз заявляли, что если члены их церкви вмешиваются в политику, то они делают это исключительно как честные граждане.

— Знаю. А я — император Нерон…

— Нет, действительно, — настаивал я, — эти их темные теории… Все это чрезвычайно просто, чтобы быть правдой. То, что мы видим — это общественное волнение, недовольство людей, какие-то неопределенные изменения…

Мы вышли к главному входу. Дверь была обрамлена мозаичными стеклянными панелями. Панели, как и окна, были разбиты вдребезги, но никто не догадался заложить дыры. Наши защитные чары могли действовать беспрепятственно. Разумеется, на нас эти чары не действовали. Мы вышли на лестничную площадку, прямо к тем, кто хотел заблокировать нас в здании.

Дальше нам идти было некуда. Ведущие вниз ступеньки были плотно забиты людьми. Никто на нас пока не обращал внимания. Барии похлопал по плечу тощего бородатого юнца.

— Извините, — прогремел он с высоты своего башенного роста, — разрешите?

Он выдернул из немытой руки юнца плакат, навесил на него одеяло, и, подняв как можно выше, замахал этим импровизированным флагом. Цвет его лица был желто-зеленый.

Воздух, похожий на дуновение ветра перед штормом, прошел по толпе. Я видел лица, лица, лица… Лица рядом со мной, лица внизу, выплывающие из мрака, куда не доходил колеблющийся свет. Но, думаю, что виной было только то, что я торопился, или мое предубеждение, но создавалось жуткое впечатление, будто все лица — совершенно одинаковы. Всем приходилось слышать о длинноволосых мужчинах и коротко подстриженных женщинах, об их немытых телах и изношенной одежде.

Все это наличествовало в избытке. Естественно, я обнаружил и обязательных в таких случаях седобородых радикалов, и их прихлебателей из студенческих общежитий, и хулиганов, и тунеядцев, и вандалов, и правдоискателей, и так далее. Но было здесь много чистых и хорошо одетых, ужасно серьезных мальчиков и девочек. У всех у них — высоких, низеньких или среднего роста — был удивленный вид, как будто они внезапно обнаружили, что участвуют в пикетировании.

И у всех у них — у высоких, низеньких, средних, богатых, бедных, гетеросексуальных или гомосексуальных, в каких-то отношениях способных и тупых в других, интересующихся одними вещами и лишь скучающих, когда они сталкиваются с другими вещами, обладавших бесконечными и неповторимыми наборами своих воспоминаний, мечтаний, надежд, и у каждого свои страхи и своя любовь — у них у всех была душа.