Сторонники хаджи бросились к своему лидеру.
— Господа! Товарищи! — растерянно крикнул католик Адесанья. — Так нельзя...
— Да, так нельзя! — раздался спокойный и насмешливый голос, и порог перешагнул Бора.
Его побитое оспой, мясистое лицо было весело, глаза возбужденно искрились.
— Ого! Вы, я вижу, тренируетесь для предстоящих боев с полицией? Тогда я напоминаю вам, что послезавтра, когда наши колонны пойдут к центру города, мы не должны поддаваться ни на какие провокации. Забастовка — это забастовка, а не вооруженное восстание!
— Ты... не арестован? — спросил кто-то неуверенным голосом.
— Как видишь! — рассмеялся Бора. — А кто вам сказал эту чушь?
Димоду злобно посмотрел на хаджи Имолу.
Бора перехватил взгляд Димоду.
— Ого! «Номер один», как всегда, кипит!
Он подошел к старику и положил ему руку на плечо:
— Спокойнее, товарищ Димоду.
И, обведя взглядом присутствующих, добавил:
— Что ж! Заседание объединенного забастовочного комитета продолжается.
Глава 34
Начальник тюрьмы пришел к Петру утром, важный, затянутый в светло-зеленый мундир, отглаженный до блеска. Короткие штаны тоже были наглажены до того, что они стояли колоколом. Гетры на толстых кривых ногах были белоснежны, а тяжелые солдатские ботинки блестели, как антрацит.
Под мышкой он держал стек.
Приложив руку к козырьку фуражки, он представился и с любопытством оглядел Петра, затем осведомился, нет ли каких претензий.
Лишь перед самым утром Петру все-таки удалось заснуть, часа на два-три, но сейчас он чувствовал в себе исключительный подъем: он уже принял решение: бежать, бежать во что бы то ни стало. Связаться с Гоке, со Стивом. Они помогут ему добраться до посольства. Но пока необходимо спокойствие, полное спокойствие.
Петр сладко потянулся:
— Претензии? Да у вас здесь настоящий санаторий!
Толстяк щелкнул каблуками. Похвала Петра ему явно пришлась по душе.
— Кстати, имеют ли право заключенные на прогулку перед завтраком?
— Но ведь вы же не арестованный, — поспешил уточнить начальник. — Вы даже не в камере, а в комнате для гостей. У нас на этот счет есть инструкции от самого комиссара Прайса!
— Гость!
Петр улыбнулся — так искренен был начальник тюрьмы.
— И часто у вас бывают гости?
— Часто! Пожалуй, даже слишком часто, — заторопился толстяк, обрадованный возможностью изменить направление разговора. — У нас ведь образцово-показательная тюрьма.
Эта тема явно была его любимой. Он прошел в комнату, снял фуражку, клетчатым платком вытер голый череп и уселся в кресло.
— Наша тюрьма — без стен!
Он помолчал, наслаждаясь удивлением Петра.
— Да, да! Вы вчера въехали в ворота, не правда ли?
Петр кивнул.
— Так вот, у нас здесь тюремное — только ворота. И конечно, караульное помещение. Но вы посмотрите... — он сделал жест в сторону окна, — кроме ворот, ничего: ни колючей проволоки, ни забора. Кругом только саванна.
— И не бегут?
Толстяк всплеснул руками:
— Что вы! За десять лет был один случай. И то заключенный вернулся через день. Сам.
На его лице была гордость.
Петр улыбнулся.
Толстяк ухватился за эту улыбку. Он поспешно вскочил на ноги:
— Не верите? Нет, я вижу, что вы не верите! Тогда... знаете что? Давайте пройдем по территории, посмотрите сами. Я сейчас выйду, а вы одевайтесь.
Он поднес к глазам волосатую толстую руку с часами.
— Через четверть часа я вас буду ждать во дворе, а?
И Петр не успел ничего ответить, как толстяк, словно колобок, выкатился из комнаты на своих кривых ножках.
Петру действительно стало любопытно.
«Разве еще когда-нибудь в жизни удастся увидеть африканскую тюрьму? — весело подумал он, начиная одеваться. — Да еще такую... образцово-показательную...»
Он сунул руку в нагрудный карман рубахи... Потом заглянул под кресло, на котором она висела, на кресла вокруг. Сомнений не было: запись беседы со стариком из Бинды пропала.
Ему опять стало не по себе. Всю ночь он пытался разобраться в том, что произошло. Это было дико, нелепо. Арест без всяких на то оснований. И вспышки блицев, газетчики.
И правильно ли поступил он в саванне, отказавшись от возможности бежать? Ведь наверняка вся эта история задумана с провокационной целью. Но, может быть, ее организаторы и рассчитывали, что он попытается бежать?
Он сразу же заявил о пропаже письма, как только очутился во дворе, лицом к лицу с начальником тюрьмы. Тот внимательно выслушал Петра и надул щеки. Ему было неприятно говорить на эту тему — он даже и не пытался скрыть это.
— Да, сэр...
Он снял фуражку, вытер платком лысину.
— Это не сотрудники тюрьмы. Пока у нас нет документов на ваш арест, вы не считаетесь арестантом. Но...
Он понизил голос:
— Ночью приезжали люди из разведки, из отдела борьбы с коммунизмом. Это их рук дело.
И чтобы окончательно убедить Петра в своей непричастности к пропаже, добавил:
— Вы, наверное, не знаете, что тюрьмы в Гвиании относятся даже не к министерству внутренних дел, а к министерству социального обеспечения.