Они заполнили обычные анкеты и получили ключи от комнат — с большими грушами из слоновой кости, на которых были написаны номера.
— Корпус «би», — сказал портье-южанин.
Юноши в красных фесках взяли из багажника их чемоданы и пошли вперед, указывая дорогу. В темных аллеях было прохладно, порывами налетал ветерок, и листья громко шелестели. Пахло цветами — пряной свежестью, запахом, неизвестным Петру.
Все три комнаты оказались на втором этаже.
— Обедать будете в ресторане или подать в номер, са? — вежливо осведомился старший из юношей, принимая от Роберта чаевые.
Роберт вопросительно посмотрел на художницу, потом на Петра.
— Мне в номер, — решительно сказала Элинор и направилась по коридору к своей комнате.
— А мы будем обедать в ресторане. Закажите два места получше.
Австралиец заявил это прежде, чем Петр успел открыть рот.
Откровенно говоря, Петр тоже с удовольствием провел бы этот вечер наедине с самим собой. Только сейчас он почувствовал, как устал — и физически и духовно. Надо было собраться с мыслями, привести их в порядок, разобраться наконец во всей путанице наблюдений и чувств, хаосе событий и впечатлений.
Но через час они уже сидели в битком набитом ресторане «Сентрал-отеля». Места им были заказаны отличные — у раскрытого окна, выходящего в сад.
Столик был на двоих. Он стоял за колонной, и свет огромной люстры, освещавшей зал, сюда почти не доходил.
— Тебя не узнать, — покачал головой Роберт, глядя на Петра, поправляющего галстук. И белая рубашка, и пиджак, и галстук — все это за дни путешествия в «пежо» стало для Петра непривычным, тесным. Воротничок резал шею, пиджак жал под мышками.
— Да и тебя тоже, — ответил он, глядя, как Боб поеживается в точно такой же сбруе.
Светлые волосы австралийца были еще мокры. Он осунулся за дорогу и теперь казался почти юношей — чисто выбритый, загорелый.
Красавец метр, величественный южанин во фраке, принес им толстую книгу-меню: выбор блюд был отменный.
— Я угощаю! — поспешно объявил Роберт.
После ванны и часового отдыха Петр чувствовал себя посвежевшим. К тому же сухость и прохлада воздуха Каруны тоже давали себя знать: после Луиса здесь дышалось удивительно легко.
Австралиец откинулся на спинку стула и принялся пальцами выбивать на столе какой-то мотив. Что-то его волновало.
— Что-нибудь случилось? — не выдержал Петр. Лицо Роберта стало серьезным, он нахмурился:
— Мне очень не хочется впутывать тебя во всю эту историю, Питер. Да, впрочем, ты здесь и ни при чем!
Он вздохнул, задумчиво поскреб чисто выбритый подбородок:
— Дело в том, что… что… Слова давались ему с трудом:
— …что… доктор Смит погиб.
Смысл слов, произнесенных Робертом, не сразу дошел до сознания Петра.
— Мертв, — уже тверже повторил австралиец. — Покончил с собой.
— Когда? — невольно вырвалось у Петра, хотя он давно уже все понял — и почему Смит хотел впервые в жизни напиться, и почему исчез лендровер из лагеря, и почему так спешил с отъездом Роберт.
Но Элинор? Знала ли об этом она?
— Он оставил мне три письма, — тихо продолжал Роберт. — Родителям, ректору университета и…
Он запнулся:
— … и Элинор. Первые два я уже отправил. Только что. Через портье. А письмо Элинор…
Роберт сунул руку во внутренний карман пиджака и, вытащив оттуда аккуратно сложенный листок бумаги, осторожно положил его перед собою на стол.
— Вот. Утром я передам его Элинор.
— Но, — Петр искал слова.
— Если бы ты видел его лицо, когда он давал мне эти письма, ты понял бы все. Он просил отправить их сегодня вечером — из Каруны, а это…
Он кивнул на пакет, лежащий на столе.
— …это отдать Элинор завтра утром.
— Он… застрелился? Австралиец нахмурился:
— Нет…
Петр осторожно коснулся листка, словно желая убедиться в его реальности:
— Элинор… знает обо всем этом? Но Роберт его не слушал:
— Я завидую ему. Он выиграл эту партию, а я проиграл. И теперь, что бы ни случилось, он всегда будет стоять между мною и Элинор.
— Но ведь это чудовищно! — вырвалось у Петра.
— Я тебе говорил уже не раз: вы, русские, идеалисты. И покойный Смит тоже оказался идеалистом. Немногие из его коллег на его месте поступили бы так, как он. Они просто постарались бы объяснить все по-другому. Или никак бы не объясняли. Ведь без объяснений все гораздо проще и легче!
Наступило молчание. Австралиец тихонько протянул руку и убрал листок во внутренний карман.
— Ох и напьюсь же я сегодня! — мечтательно произнес он.
ГЛАВА 27
Почти всю ночь Петр не спал. И лишь под утро забылся часа на два, чтобы открыть глаза ровно в семь часов.
Он принял ванну, быстро побрился.
Кондишен не гудел, но было непривычно-прохладно. Пересохшие губы трескались, в горле першило.
Петр постоял секунду-другую над пиджаком, висевшим на стуле, потом решительно взял с другого стула свитер, который вытащил из чемодана еще вчера — после ужина. Затем легко сбежал вниз по лестнице, прямо во двор.
Три четырехэтажных здания стояли буквой «п», замыкая между собой большой теннисный корт, окруженный ровно подстриженными стенками декоративных кустов.