Операция «Катамаран»

— Саас написал все это по вашему приказу. Вы диктовали, он писал. — И тут же возникла другая мысль, принесшая столь же внезапное успокоение. «Они прослушивали все мои телефонные разговоры. Значит, и последний с Роной перед отъездом. Молодец Балинт, ловко придумал».

От Бенкса не укрылась неожиданная перемена в настроении, невольно отразившаяся на лице собеседника. Но он понял это иначе: Имре испугался, противник почти сломлен.

— Разумеется, Саас готов повторить свое заявление и перед вашим прокурором, — возвысил голос Бенкс и опять сделал знак Форстеру. На стол лег еще один лист бумаги.

— Ознакомьтесь, — сказал Форстер. — Это показания Роберта Хабера. Он под присягой утверждает, что вы лично стреляли в него в ту новогоднюю ночь.

Имре смял сигарету в пепельнице, встал и подошел к окну, за которым виднелись затейливые, ухоженные садовником южные растения зимнего сада. Каррини потной ладонью сжал в кармане рукоятку револьвера.

— Послушайте, вы! — Имре резко обернулся. — Вы прекрасно осведомлены о том, что я делал в сорок четвертом в Будапеште. Да, я стрелял, но только не в казарме. Да, я убивал, но убивал фашистов, их нилашистских прихвостней и палачей из СС. И это вы знаете!

— Знаю, — холодно подтвердил Бенкс. — Ну и что же? Здесь не комиссия борцов Сопротивления и не антифашистский комитет. — Он искоса взглянул на Каррини.

Итальянец метнулся к двери и растворил ее. На пороге появился мужчина, почти дряхлый старик, опиравшийся на две палки, совершенно седой. Глаза его лихорадочно горели.

— Вот, полюбуйтесь, — указал на него Бенкс. — Это Роберт Хабер, тот самый, которого вы хотели убить. Не ваша заслуга, что он случайно остался в живых.

— Я никогда не видел этого человека! Не видел и не знаю.

— Ах ты, подлый негодяй! — Налитые кровью глаза Хабера начали выкатываться. — Ты убивал сотни людей, разве можно запомнить всех? Но я-то запомнил! — Брызгая слюной, он с трудом проковылял два-три шага вперед. — Подлец, изверг, чудовище! Ну, теперь я с тобой рассчитаюсь! — Хабер, размахивая одним из костылей как дубинкой, двинулся было к Имре, но Каррини перехватил его и вывел вон.

Имре вернулся к своему креслу и сел. Бенкс пристально за ним наблюдал.

— Признаюсь, впечатляет, — кивнул головой Имре, сделав небольшую паузу. — Сцена великолепная, ничего не скажешь. И часто вы выпускаете этого артиста?

Форстер знал наизусть козырные карты и приемы своего шефа, и хотя ни на минуту не сомневался в исходе поединка этих двух людей, но даже он невольно отдал должное противнику, которому удалось — пусть временно — взять верх над самоуверенным Бенксом.

— Как вы догадались? — озадаченно спросил Бенкс.

— Я не догадался. Я просто взял вас на пушку. — Имре в упор посмотрел Бенксу в глаза. — Чистый блеф. Учусь у вас!

Бенкс был человеком без эмоций, беспощадный и холодный, как механизм, работающий по заданной программе, но, когда он сталкивался с настоящими людьми, то умел отдавать им должное.

— Вы серьезный противник. Тем лучше, мы приобретем достойного союзника.

Имре не ответил, и он продолжал:

— Однако вы не можете отрицать, что этот Хабер неплохой актер, а перед судом он сыграет еще более убедительно. — Бенкс попробовал улыбнуться. — Вы, конечно, отдаете себе отчет в том, что подобный процесс означал бы крах вашей карьеры и, что еще важнее, потерю доверия к вам как к коммунисту. Я подчеркиваю это, потому что, по моим сведениям, вас не столько волнует место под солнцем, сколько вопросы чести, преданность идеалам, не так ли?

На улыбку Имре ответил улыбкой.

— Признайтесь, вы сами не верите в этот фарс с судебным процессом. Те из ваших людей, с которыми мне пришлось встречаться до сих пор, не более как мыльные пузыри, отыгранные карты, если хотите.

— Вы абсолютно правы, так оно и есть, — легко согласился Бенкс. — И вероятнее всего, я просто не выставлю их перед вашим судом лично. Зачем? Они дадут свои показания здесь, в Мюнхене, под моим личным присмотром, но в присутствии прокурора и нотариуса. А потом мы передадим их заявления в прессу и устроим маленький газетный бум.

Имре оцепенел. Удар был неожиданным и коварным. С лица его исчезла улыбка, ноги и руки стали как деревянные. Бенкс между тем продолжал, и голос его звучал все жестче:

— Должен вас информировать: в редакции многих крупных европейских газет, не говоря уже об американских, весьма охотно примут от нас этот сенсационный материал. Вы только представьте себе заголовки: «Карьера бывшего офицера СС в народной Венгрии» или: «Как бывший эсэсовец превратился в директора института».

— О нас писали много всяких гадостей и раньше. — Имре попытался парировать выпад противника. — Очередная газетная «утка».

Бенкс не удостоил вниманием довод собеседника.