Очевидно было, что группировка Байрона базировалась за окраиной, иначе всякий смысл в гусеничном вездеходе пропадал. Тут было полно и другой, куда более приспособленной для города техники. А судя по тому, куда теперь направлялась колонна Крысолова, он тоже предпочитал жить за городом. Вот только почему?
Ответ мог крыться в чистой психологии, мол, события минувших дней, безусловно страшные, судя по найденным скелетам чудовищ, сделали город чем-то вроде табу. Запрещенным местом. Запросто. Но могла быть и другая причина, куда более рациональная. И от мысли о ней у меня мурашки по спине поползли. Крупные такие, размером с фасолину. Что если для борьбы с сухопутными биотехами было применено нечто такое, что сделало жизнь в городе невозможной для людей? Может не на совсем, то очень на долго. И, сверившись не только с логикой, но и собственными ощущениями, я понял, что именно так оно и было. Все говорило за это — и отсутствие следов в городе, и обитатели, живущие за его пределами, и, тем более, ватная тишина на острове, так поразившая нас в первый момент. Уж птицы тут точно должны были жить, но их не было.
До меня начало доходить, что события, происходившие на острове тридцать лет назад, были куда драматичнее и трагичнее, чем могло показаться поначалу. И Крысолов, и оставшиеся с ним дети, и факт существования двух противоборствующих группировок, все это могло оказаться звеньями единой цепи, доступной моему теперешнему восприятию лишь частично.
С одной стороны, что мне дела до чужих судеб? Но интуиция, никогда не подводившая меня, не уставала твердить, что дело касается не только и не столько чужих судеб, сколько моей собственной. Слишком много проскакивало едва уловимых связей между этим островом и островом моего детства, с которого мы бежали на «Принцессе Регине», сознательно поменяв одну смертельную опасность на другую. Поменяв грозную разрушительную силу стихии на столь же грозную и не менее разрушительную силу, сотворенную человеческими руками. И теперь я был уверен, что знакомство с Крысоловом может не только расставить по местам все ответы на все вопросы, но и оказать неизгладимое влияние на мою дальнейшую жизнь. А если так, то это и будет настоящий реванш.
Когда мы приблизились к окраине города, я заметил, что дальше ведет грунтовая дорога. Она была достаточно укатанной и не такой заросшей, как могла быть. Это говорило о том, что по ней, хоть и не очень часто, но ездили. Это объясняло такую ухоженность грунта вокруг ангаров. Люди приезжали, пропалывали траву, после чего уезжали обратно. И вот это мне не очень понравилось. Рациональней было бы оставить у ангаров некий контингент, раз уж уход за этим местом имел столь большое значение. Или применить хотя бы вахтенный метод. Но ничего такого сделано не было. И лишь одна причина могла это объяснить — длительное проживание людей в городе для них было нежелательным или даже смертельно опасным. Это означало, что тут применили против биотехов нечто такое, что сохранило губительную силу и через тридцать лет.
Я порадовался, что мы находились в городе всего второй день, но тут же возникло беспокойство по поводу Алекса и Ольги. Возможно, пока мы не выбрались из зоны действия ретрансляторов, следовало бы предупредить их и посоветовать поискать другое убежище, за городской чертой.
— Сколько можно находиться в горсуде без вреда для здоровья? — напрямую спросил я у сидевшего рядом провожатого.
— Что? — парень удивленно вытаращился на меня.
— Откуда вы…
Я выразительно постучал пальцем по лбу, мол, мозг есть, им и додумался.
— За три-четыре дня ничего не будет, — ответил боец.
— А мы тут уже полные сутки, даже с хвостиком. — Я нахмурился. — И все это время город нас тихонечко убивает? Остановите колонну. Мне надо забрать друзей. Вы же знаете, что они остались, я при вас связывался! И ничего не сказали…
— Да не будет с ними ничего страшного за пару дней! — уверил меня солдат. — Вам прежде надо встретиться с командиром гарнизона, а потом мы эвакуируем ваших друзей. Радиация опасна не сама по себе, а только в зависимости от времени воздействия…
— Остановите колонну! — мне пришлось добавить жесткости в голос.
Боец вызвал кого-то по связи и попросил остановить колонну. Не спрашивая разрешения, я распахнул левую дверцу и вышел из машины.
Связь тут уже была не очень, но, хоть и сквозь помехи, мне удалось докричаться до Алекса. Я велел ему немедленно забирать Ольгу и как можно скорее ехать к южной окраине. Объяснять я ничего не стал, пообещал позже, так как связь не связью была, а сплошным мучением. Ретрансляторы едва добивали до места остановки колонны.
— Они подъедут минут через пятнадцать-двадцать, — сообщил я провожатому, наклонившись так, чтобы меня слышно было в кабине.
Парень кивнул и передал сообщение по рации через гарнитуру шлема.