Операция 'Карантин'

Наконец частные домики уступили место кирпичным трехэтажкам — застройке центральной части Каменки. Место обычной площади здесь занимал скверик с чахлыми деревцами, густо заросший сорной выгоревшей травой, но с чудом уцелевшими на аллее скамейками. Как и во всех небольших городках, именно тут находилось средоточие деловой, культурной и торговой жизни — здание мэрии, кинотеатр, универмаг, несколько магазинов, а в куцей тени под деревьями размещались два торговых ряда небольшого рынка. Сейчас ряды пустовали — надо понимать, из-за жары рынок функционировал исключительно по утрам. Здание мэрии, доставшееся ей в наследство от райисполкома, было выстроено в лучших дубовых традициях советских времен — двухэтажный параллелепипед с большими пыльными окнами и стенами, облицованными коричневой глазурованной плиткой. Нынешняя власть только то и сделала, что заменила кумачовый флаг российским триколором на коньке крыши и табличку у дверей. Универмаг «приветствовал» Полынова чисто по-хулигански — битыми витринами и заколоченными дверями. Не нашлось, видно, предпринимателя, который бы рискнул платить аренду за столь громадное помещение, и это лишний раз подчеркивало всю бесперспективность вложений капиталов в российской глубинке. А вот кинотеатр работал, о чем свидетельствовала афиша кинофильма «Титаник», наклеенная на одну из растрескавшихся половинок двухстворчатой двери с облупившейся краской. Сеанс был только один — на двадцать один час, зато крутили фильм уже вторую неделю. За зданием кинотеатра находился обширный пустырь со следами старого, наполовину осыпавшегося, заросшего бурьяном фундамента. Дощечка с выцветшей надписью на покосившемся столбике гласила, что тут строится церковь Христа-спасителя. Но, очевидно, не больно верующие люди жили в Каменке, если дальше фундамента дело не двинулось. А напротив, за сквериком, находились аптека, почта, маленький промтоварный магазин, такой же продовольственный и парикмахерская. Замыкала периметр зданий вокруг скверика стеклянная коробка кафе с одиозным названием «Минутка» — настолько распространенным в России, что оно стало почти нарицательным, как бистро во Франции. Двери везде были открыты, но нигде не было видно ни одного человека. Прямо-таки Южная Америка во время послеобеденной сиесты. Разительный контраст между запустением в Каменке и бурлящей жизнью в реставрируемой, чистенькой Москве еще более усиливал впечатление, что Полынов очутился в ином государстве. То ли не докатилась сюда волна рыночных реформ, то ли на хрен кому сдался этот богом забытый городок, где приватизировать что-либо — себе в убыток. Спонсоров, готовых урвать кусок от чужой славы, сейчас наплодилось немало, а вот бескорыстных меценатов российская земля пока еще не родила. Да и родит ли?

Полынов провел ладонью по щеке и решил, что «Минутка» десяток-другой минут его подождет. В присутственных местах даже в такой глухомани надо появляться более-менее опрятным — это производит хорошее впечатление, легче завязываются разговоры, и собеседник более доверителен к гладко выбритому человеку, чем к заросшему двухдневной щетиной.

В зале парикмахерской было пусто, но стоило только половицам заскрипеть под башмаками Полынова, как из-за занавески в углу появился старенький, сгорбленный парикмахер с всклокоченной седой шевелюрой и такой же неопрятной бородой. Похоже, местный цирюльник строго исповедовал древнее правило своей гильдии — посмотрите на меня, такого неухоженного, и станьте лучше.

— Добрый день, молодой человек! — бодренько провозгласил парикмахер и живенько засеменил навстречу. — Проходите, садитесь в кресло у окна…

Никита кивнул, сел, снял кепи, и тут же его горло захлестнула белая простынка.

— Как стричься будем? — поинтересовался парикмахер, профессиональным взглядом оценивая прическу Полынова. Зарос он в Африке основательно.

— Никак, — поморщился Никита и ослабил узел простыни на горле.

— Простите?.. — застыл в недоумении старичок.

— Бриться будем.

— Тоже дело, — согласился парикмахер. — Хотя на вашем месте я бы все-таки и постригся, заросли вы… И почему армия сейчас к таким стрижкам снисходительно относится? В наше время уже давно бы на гауптвахте сидели, невзирая на звание, и со стрижкой под нуль. Вы ведь с учений?

«Это в какие же времена офицеров на гауптвахту сажали да еще «под нуль» стригли? В сталинские, что ли?» — подумал Полынов, но благоразумно промолчал. К тому же не стоило врать парикмахеру, что он имеет какое-либо отношение к учениям. Человек его профессии — первый сплетник в маленьком городишке. Уже к вечеру будет знать, кто он такой, и каждому новому клиенту не преминет высказать недоумение, что отставной капитан намеренно ввел его в заблуждение. Сам пусть треплется, авось что-нибудь интересное и сообщит.

— Н-да, понимаю, — не дождавшись ответа, закивал парикмахер, взбивая помазком пену в чашке. — Режим секретности… Все-таки учения по стерилизации очага бактериологического заражения…