Операция 'Карантин'

Никита открыл глаза. Свет в кабинете почему-то приобрел розоватый оттенок. А вот это плохо. Похоже, что от удара головой о стену все-таки образовалась гематома. Тогда времени у него совсем ничего. «Болезнь Лаврика» давала ему три недели жизни, африканские нематоды — две, а гематома с непременным кровоизлиянием в мозг — максимум пять-шесть часов. Веселенькая перспектива. И все же он обязан собрать волю в кулак и успеть за это время добраться до точки «Минус». Нет, не для того, чтобы «заткнуть» пробку в бутылке с «джинном» Лаврика — с этим делом и без него прекрасно справятся спецназовцы генерала Потапова. Гораздо важнее было уничтожить документацию группы «С», чтобы никто не успел завладеть ею и затем, по великой человеческой глупости, вновь не выпустил «джинна» из бутылки. А в том, что попытки извлечь с заброшенной базы материалы исследований будут иметь место, Полынов был уверен на все сто процентов.

Никита подошел к бару, взял бутылку водки, сунул в карман. Пригодится. Жаль, бельишка на нем свежего нет, чтобы все было по законам русского офицерства.

— Я пошел, — сказал он в пустоту, обращаясь к тем, кого знал и любил. — А вы — живите…

Вместо эпилога

Когда линия карантинных окопов приблизилась к поселку и солдаты в защитных комбинезонах стали планомерно крушить дома, заливая все огнем, животный страх выгнал Смагу в степь, как волка из логова. Прорваться сквозь сжимавшийся периметр карантинных окопов не удалось, и бывший боевик Беса на время обосновался в подземелье заброшенной базы. Но вскоре и здесь появились солдаты.

Смага заметался по степи между поселком и базой, как затравленный, обложенный со всех сторон зверь, но нигде не находил убежища. Собственно, он и был зверем — болезнь не оставила в нем ничего человеческого. Им руководил чисто животный инстинкт — где бы чего поесть и где бы спрятаться, чтобы самого не съели. Лишь изредка в голове возникали смутные воспоминания, но они не оказывали на изувеченное болезнью сознание никакого воздействия. Будто воспоминания существовали сами по себе и принадлежали другому, абсолютно чуждому существу.

Жизнь, как считал Смага, ему удалась. Весьма ограниченный и недалекий, он с детства завидовал сверстникам, которые были умнее его. Как и у большинства туповатых подростков, зависть постепенно переросла в ненависть, и недостаток ума он компенсировал физической силой и наглостью. В среде подростков зуботычина зачастую перевешивает интеллектуальные способности, и оказалось, что «особо умных» ничего не стоит «подровнять» до своего уровня с помощью кулака.

Так и получилось, что, недоучившись в школе, он ушел в боевики к Бесу. Автомат в руках давал упоительное чувство превосходства над жителями поселка, и Смага вовсю пользовался своим положением, по любому поводу унижая и издеваясь над «стадом», как боевики между собой называли оставшихся в поселке жителей.

Власть, дающая право безнаказанно распоряжаться чужой жизнью, хорошая жратва, лучшие девочки Пионера-5, за кусок хлеба готовые на все, — ну что еще надо? Так что правильно Смага считал, что его жизнь удалась. Со своей убогой точки зрения, конечно.

Поэтому, когда «букварь» Коробов, покупая у него воду, не смирился с унижением, а дал зарвавшемуся юнцу достойную отповедь, Смага затаил на учителя злобу.

Два дня Смага поджидал «букваря» возле пакгауза, лелея планы, каким образом он отыграется, но Коробов больше воду не покупал. С рюкзаком за плечами проходил мимо пакгауза и шел в степь. Доведенный затянувшимся предвкушением мести до бешенства, Смага решил проследить, чем же это занимается Коробов в степи, если даже за водой не заходит. Источник он там нашел, что ли?

В первый раз из затеи проследить, куда и зачем ходит Коробов, ничего не получилось. Коробов шел быстро, но осторожно, постоянно оглядываясь, и Смаге пришлось отпустить школьного учителя на большое расстояние. А когда его фигура скрылась в знойном мареве, Смага потерял направление — не был он охотником, потому не смог различить следов Коробова на голой кремнистой равнине. Мало того, сам чуть не заблудился и не сгорел от жары и жажды.

Вернувшись в поселок, Смага долго «отпивался» ледяным пивом и только под вечер немного пришел в себя. Но как ни был к тому времени пьян, все же подкараулил и высмотрел в сумерках возвращавшегося из степи Коробова с тяжелым рюкзаком за плечами. Выходило, «букварь» действительно что-то нашел в степи. Может, золотишко? Насмотревшись по «видаку» американских триллеров, Смага ни о чем другом и подумать не мог. К тому же, если «стадо» добывает в штольнях гидрошахты редкоземельные металлы для Беса, почему в степи и золотишку не оказаться?

На следующий день Смага экипировался, как положено. На его взгляд. Маленький рюкзачок, полдюжины пива и, естественно, автомат. Впрочем, с автоматом он никогда не расставался. Как ни как, не только символ, но и орудие власти.