Операция "Изольда"

Еще раз собрав все силы, Григорий Арсеньевич сдвинул санки, а уж дальше стало легче. Правда, каждый шаг давался ему с большим трудом, и тем не менее… В какой-то миг ему показалось что он вовсе не на набережной, а где-то в диких лесах Аляски, что дома — ледники, и он непременно должен дотащить своего товарища до стоянки… А потом, когда он свернул с набережной на 10-ю линию, иллюзия пропала. Впереди был еще квартал… Не всего квартал, а еще.

Навалившись всем телом на веревку, Григорий Арсеньевич катил санки. Вон он уже видит дом, застывший неприступной каменной крепостью. Дом спасения. Дом с великой тайной.

Шаг… Еще шаг… Еще один… Останавливаться нельзя. Вот и Большой проспект. По привычке Григорий Арсеньевич посмотрел сначала налево, потом направо. Но никто не ехал по занесенному снегом асфальту, никто не убирал снег, чтобы расчистить проезжую часть, лишь вдалеке, где-то у Андреевского рынка брели по снегу две черные фигуры. Кто они? Да какая разница! Григорию Арсеньевичу не было до этих людей ровно никакого дела. Он вновь дернул санки.

Вот она, заветная парадная. Замерзшая дверь. Так, теперь самое сложное: надо поднять Катерину. Надо было поднять ее любой ценой — он сам не сможет внести девушку наверх, на пятый этаж. Она должна прийти в себя и помочь ему. Только хватит ли у нее сил?

Запустив руку во внутренний карман пальто, Григорий Арсеньевич выудил заветную фляжку. Встряхнул. Там еще оставалось немного спирта. Только как быть? Нельзя же на таком морозе из металлической посуды.

Недолго думая, Григорий Арсеньевич запрокинул голову Катерины, попробовал открыть ей рот, а потом с высоты капнул пару капель ледяной жидкости. Девушка вздрогнула, потом содрогнулась всем телом, закашлялась. Подняла руку, вытирая потрескавшиеся на морозе губы. Потом запрокинула голову, и Григорий Арсеньевич влил ей еще несколько капель спирта.

— Давай, Катюша, приходи в себя… Мы почти добрались… Еще немного…

И перед его мысленным взором одна за другой проносились фрагменты их нелегкого путешествия по немецким тылам. Потом рывок через линию фронта — пришлось вновь использовать новообретенную способность метать огненные шары. А потом почти неделю они скрывались от чекистов в ледяном, занесенном снегом городе, без огня, без пищи. И вот последний рывок, и до конечной цели их путешествия осталось всего-то преодолеть лестницу в пять этажей.

Наконец Катерине удалось подняться. Опираясь на плечо Григория Арсеньевича, она пошла вперед, с трудом переставляя ноги. Однако самый тяжелый участок дороги оказался впереди. Старая каменная лестница с чугунными погнутыми перилами. Темные дверные проемы брошенных или ограбленных квартир.

Григорий Арсеньевич буквально тащил Катерину на себе — девушка едва могла ноги переставлять. Лицо ее осунулось, глаза запали, и видом своим она больше напоминала ожившего мертвеца, нежели живого человека.

Когда они уже поднялись на полпролета между третьим и четвертым этажами, внизу хлопнула дверь. Григорий Арсеньевич замер, вместе с Катериной прижавшись спиной к стене. Кто это: патруль, мародеры, а может, кто и похуже?

— Уверен, что они тут?

— А куда им еще деться? Небось, мародерствовать отправились, голубчики…

Григорий Арсеньевич осторожно высвободился из объятий девушки и шагнул к перилам. Осторожно заглянул в лестничный проем.

— Эй, старпер, отдай бабу! Отдашь, мы тебя не тронем.

Молчать смысла не имело. Те, что внизу, явно не были представителями власти, а раз так…

Неожиданно внизу в проеме показалось чье-то лицо, и Григорий Арсеньевич, не целясь, вскинул руку с револьвером. Выстрел эхом прокатился по пустому дому.

— Ты что ж, сука, делаешь! — взвыл тот, кто внизу. — Мы ж с тобой по-доброму хотели. А ты стрелять, гнида!

Григорий Арсеньевич отступил, подхватил Катерину и упрямо пошел дальше. Теперь те, кто их преследовал, десять раз подумают, идти за ними или нет. Даже самым отчаянным в этот холод и голод не хотелось получить пулю в лоб.

Не останавливаясь, они с Катериной миновали четвертый этаж.

— Эй, мужик, не спеши, — вновь закричали снизу. — Лучше сам спускайся. Тебе ж некуда деваться. Лестница тут одна!

Но Григорий Арсеньевич не слушал. Добравшись до площадки между четвертым и пятым этажами, он вновь оставил Катерину, а сам, задыхаясь, стал ощупывать лепной барельеф, протянувшийся вдоль всей стены. Наконец нужный узор оказался у него под рукой.

На лестнице раздались быстрые шаги.