Похожие чувства испытывали все, столпившиеся у контрольно-пропускного пункта. И у каждого из них были основания гневаться на судьбу и перебирать удрученно варианты своего неуклюжего прошлого и своего безрадостного будущего. На то были причины. Последний раз офицеры части 461-13 «бис» получали зарплату девять месяцев назад. За этот срок, как известно, можно зачать, выносить и родить вполне нормального ребенка, однако российскому правительству девяти месяцев оказалось недостаточно, чтобы разобраться с зарплатами в бюджетной сфере. Более того, с какого-то момента начались перебои с поставками продовольствия, обмундирования и запчастей к технике. Объяснялось это огромной задолженностью Министерства обороны другим отраслям, а правительство вместо того, чтобы провести взаимозачет, занималось какими-то другими — очень неясными — делами.
«Ох, они доиграются! — с плохо скрываемой злостью поговаривали в части 461-13 Дбис». — С армией такие шутки не проходят!"
Говорившие так забывали, что есть армия и есть армия. Что для правительства, которое несколько лет уже вело себя подобно не слишком умному и расточительному оккупанту в чужой стране, нет никакого дела до маленькой воинской части на забытом Богом полуострове, а есть ей дело только до тех немногих счастливцев, которым повезло устроиться при столице. И только потому, что счастливцы эти постоянно напоминают о себе, проводя какие-то офицерские собрания под невнятными лозунгами да устраивая маневры на расстоянии прицельной дальности от Кремля. Попробуй здесь, за Полярным кругом, поманеврируй — без толку, одни расходы.
Невыплаты заработной платы и участившиеся перебои с поставками других видов довольствия не способствовали укреплению позиций и на личном фронте. Если раньше выйти замуж за офицера было почетно, то теперь это означало — выйти замуж за нищего. Постоянные и дичайшие скандалы в семьях офицеров стали приметой времени. В одной только части 461-13 «бис» за последние полгода было зарегистрировано два развода. Сам командир части, майор Громов, был вынужден на неопределенный срок отправить жену и сына в Питер к родителям. А старший лейтенант Лукашевич вообще потерял надежду подыскать себе когда-нибудь достойную пару: «Если денег нет, какая ж тут любовь?»
В общем, не было у столпившихся на КПП офицеров повода для веселья. И все шло к тому, что это безрадостное сборище закончится грандиозной пьянкой «по черному», где под «шпагу» или «шило» — сэкономленный на "рискованных [4]" посадках и протирке контактов спирт — эти офицеры будут нецензурно ругать правительство вкупе с президентом, обещать уволиться в запас, потому что так дальше нельзя, потому что терпение уже кончилось, потому что дураков нет за «спасибо» работать, потому что потому…
— Едет! — воскликнул капитан Никита Усачев. — Едет, мужики!..
Все сразу зашевелились. Из домика КПП выскочил рядовой второго года службы Митя Фатюхин, рысцой подбежал к воротам. На последнем — прямом, как стрела — участке узкой грунтовки, ведущей к части 461-13 «бис», действительно появился грузовик марки «ЗИЛ» с кузовом, поверх которого был натянут брезентовый тент. Номеров отсюда видно пока еще не было, но народ и так знал, кто на нем едет. В часть возвращался ее командир, майор Громов, отбывший еще утром в Печенгу [5] за продовольствием и, возможно, зарплатой. От того, с какими вестями он вернется, зависело уже не просто умонастроение отдельных офицеров самого северного из подразделений ВВС, но и существование этого подразделения в целом, — Едет, едет!
Грузовик приблизился к контрольно-пропускному пункту и остановился, не доезжая пары метров, хотя шлагбаум был поднят. Правая дверца кабины открылась, и на асфальт спрыгнул Константин Громов, майор и бессменный командир части 461-13 «бис». Одет он был в выходную форму офицера ВВС, несколько помятую после дороги. Сделав водителю отмашку рукой, после чего грузовик тронулся, заезжая на территорию, Громов направился к офицерам.
— Что за митинг? — осведомился он недружелюбно. — Вам что, товарищи офицеры, заняться больше нечем?
Он мог сказать что угодно. Например, «Сегодня отличная погода!». Или: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» Любая фраза, будь она хоть трижды нейтральной и ни к чему не обязывающей, сказанная тоном, подобным тому, с каким было произнесено: «Что за митинг?», расставляла последние точки над i.
У Лукашевича опустились плечи. «Господи, — подумал старший лейтенант. — А ведь это действительно конец».
К Громову подошел Стуколин.
— Что случилось, товарищ майор? — спросил он.
— Ничего, — ответил Громов, глядя куда-то поверх голов. — Ни-че-го! В том-то и дело.
— Да они охренели совсем! — ругнулся в сердцах Никита Усачев.
— Телевизор надо смотреть, — словно бы невпопад обронил Громов, и Лукашевич, хорошо знавший своего командира еще со школьных лет, когда они сидели за одной партой и ходили в кино, понял, что тот воспроизводит чужие слова, цитирует. — Радио надо слушать. В стране кризис. За доллар двенадцать рублей дают. А вы со своими проблемами уже всех достали…