И более того.
И тут в окружении Петра I объявились
ЛИБЕРАЛИЗМ В ТОРГОВЛЕ, разрешив торговлю всем сословиям и активно советуя детям в дворянских семьях заниматься именно ТОРГОВЛЕЙ.
Куда эффективнее было бы развитие ОТЕЧЕСТВЕННОГО ПРОИЗВОДСТВА и тех же мануфактур, а не СПЕКУЛЯТИВНАЯ ТОРГОВЛЯ И ИНОСТРАННЫЕ КРЕДИТЫ. В Европе уже рассуждали о природе основного и оборотного капитала, а также о природе ДОБАВОЧНОЙ СТОИМОСТИ, получаемой С ПРОИЗВОДСТВА. Но то ли Петру I, восторгавшемуся, кстати, цивилизованной Европой, не хватило смекалки, то ли ему некогда было изучать европейскую экономику — все силы отнимала Северная война, то ли в его ближайшем окружении оказались лишь прозападные АГЕНТЫ ВЛИЯНИЯ, вроде адмирала А. Меншикова, но все денежные реформы Петра I КАЗНУ НЕ НАПОЛНИЛИ, зато БЫЛИ ПРОВЕДЕНЫ В ИНТЕРЕСАХ АНГЛИЙСКОЙ РАЗВЕДКИ. Победители Северной войны влачили полуголодное существование.
ИСТОРИЯ УЧИТ ТОМУ, ЧТО ОНА НИЧЕМУ НЕ УЧИТ.
12 ДЕКАБРЯ 1990 года Советский Союз в лице Михаила Горбачева взял у ПРАВИТЕЛЬСТВА США КРЕДИТ В 1 МЛРД ДОЛЛАРОВ «для закупки продовольствия». Одновременно Германия и другие западные страны направляют в СССР гуманитарную помощь и также ДАЮТ КРУПНЫЕ КРЕДИТЫ.
Очень скоро, увязая в западных кредитах (которые на территории России куда-то исчезали), Советский Союз сделал шаг в пропасть. Экономика Союза стала частью международной политики.
«Троянский конь» заокеанских кредитов начал свое разрушительное дело. И внезапно показалось, что вся жизнь в заснеженной России замерла, остановилась, заледенела. Непривычная тишина обрушилась на московские парки и скверы. Новогодние елочные базары оставались непривычно пустынны. И даже дети в школах помалкивали и на переменах не шумели, а их родители не спешили занять очередь в гастроном за сервелатом и бутылкой шампанского.
И только доллар гордо шествовал по Москве, низвергая с завоеванной территории русский рубль. Средневековый рыцарь — копьеносец на серебряном коне, закованном в серебряные доспехи, гордо мчался по заснеженным русским просторам.
И в Петербурге декабрь выдался холодный, угрюмый, мертвенный, вьюжный. Метель намела возле мостов Невы высоченные сугробы. Серебряные снежинки сыпались на голову вздыбленного медного всадника. МЕДНЫЙ ВСАДНИК утопал в шапках рыхлого свежего снега, который в вечерних сумерках, освещаемый слабыми уличными фонарями, отбрасывал сиреневые тени. Мерзлый снег хрустел свежей капустой на тротуарах Фонтанки, тревожно звенел разбитым хрусталем в лужицах возле Александрийского столпа, лениво свисал белоснежным шарфом с чугунной ограды Летнего сада, обволакивал тяжелым пуховым одеялом Дворцовую площадь, угрюмо проваливался под каблуками сапог на Невском проспекте. И серебряный рыцарь летел над бескрайними просторами Балтики, спящими под снежным саваном. А упрямая пурга наметала все новые и новые сугробы…
Россия — счастие. Россия — свет. А может быть, России вовсе нет? И нет ни Петербурга, ни Кремля. Кругом снега, снега… Поля, поля… Снега, снега, снега. А ночь долга. И не растают никогда снега[5].
Глава десятая АПОГЕЙ