Операция «Феникс»

У него мелькнула мысль, что она была специально приставлена к нему. «Да, да, — убеждал он себя, — она чекистка. Она следила за мной. Неужели это правда? Но как ловко она маскировалась всё это время!»

— Ну, — прорычал он, вставая, — хватит болтать. Откуда тебе всё это известно?

— Не скажу! — Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Пока не скажешь — отсюда не уйдёшь.

Она встала, взяла сумочку и направилась к дверям. Он преградил ей дорогу и, схватив за руки, подтолкнул в глубь комнаты.

— Пусти меня! — зло прошептала она.

— Нет, ты не уйдёшь.

— Только попробуй тронь.

Падая, она больно стукнулась головой о столик. На мгновение перед глазами посыпались искры. Но она тут же вскочила и увидела, что Рудник, тяжело дыша, с красным лицом стоит перед ней.

— Я заставлю тебя говорить, — прошептал он.

Она вдруг заметила, что суставы на его пальцах были неестественно белыми.

Падая, Лида поцарапала тыльную сторону ладони и сейчас, сидя на полу, приложила её к губам.

Павел упал перед ней на колени.

— Лида, прости! Клянусь, я люблю тебя, верь мне… Ничего, ничего не надо, только бы ты… со мной.

Он искал её губы своими губами, и она чувствовала его прерывистое дыхание, запах спиртного.

Она поднялась, взялась за сумочку.

— Не уходи! Умоляю!

Но Лида оттолкнула его.

Она вышла в прихожую, спустилась по лестнице. Она чувствовала, что и Рудник, и возвращавшийся в это время с работы его сосед смотрят ей вслед. «Только бы выйти на улицу. А там он мне ничего не сделает». Она шла и считала ступеньки. Одна, две, три… десять… Ещё один пролёт. И дверь. На улице вечер, шум машин, весёлые голоса.

Когда она ехала в такси, её уже начал бить озноб. Дома она легла в постель, укрылась двумя одеялами. Но озноб не проходил. В голове путались обрывки мыслей. Почему-то вспомнилось село, где она жила во время войны. Обрыв реки и заливные луга на другом берегу. Там тревожно кричали чибисы и густо рос щавель. Потом перед глазами встал маленький посёлок под Сочи — Лоо, где она отдыхала с подругой. Ртутная гладь моря, спокойное покачивание лодки, всплеск вёсел, хрип радиолы на танц-веранде, стрекот цикад по вечерам. Это было самое беззаботное и счастливое время её жизни.

Через некоторое время озноб прекратился, начался жар. Перед глазами плыли радужные круги, она проваливалась куда-то в глубину и всплывала вновь, металась в кровати, пытаясь уснуть. «Уснуть, только бы уснуть, ни о чём не думать, выключить сознание, как выключают яркий свет или электроплиту». Она вспомнила, что в ящике туалетного столика у неё лежала пачка нембутала. «Да, да, вот где выход, — обрадовалась она. С трудом встала, нащупала ящик стола… — Хорошо, как хорошо! Ни о чём не надо будет думать…»

* * *

Как только Лидия Павловна скрылась за лестничным поворотом, Рудник закрыл дверь и, покусывая губы, прислонился к ней спиной. Что делать? Бежать за Лидой, догнать её, уговорить вернуться? Бесполезно. Оставаться здесь, в квартире, тоже небезопасно.

Куда сейчас пошла Лида? Доносить на него? Может, и так. Сумасшедшая баба! Что с ней происходит? Откуда она это узнала? Хорошо, если догадалась сама, а если… Тогда конец! Рудник почувствовал, как по спине ползут струйки холодного пота. Конец!.. Какое страшное слово! Нет, этого допустить нельзя. Он не позволит взять себя голыми руками.

Рудник сорвался с места и кинулся к секретеру. Дрожащими руками вытащил из брюк ключи, открыл маленький ящичек, достал толстую пачку денег, паспорт настоящий, другой паспорт — поддельный на имя некоего Хмызова Николая Петровича, рассовал всё это по карманам пиджака, накинул плащ. Потом в прихожей достал из ящика столика пистолет, который спрятал туда перед тем как открыть дверь на звонок соседа, и сунул его в карман плаща. Кажется, всё. Рудник остановился в прихожей, лихорадочно припоминая, не осталось ли в квартире каких-либо улик против него. Вроде бы нет. Затем бесшумно открыл дверь и выскользнул на лестничную площадку.

Сколько лет он готовился к этой минуте! Он был уверен, что рано или поздно она наступит. Он заранее разработал для себя вариант отступления. А «хозяева» позаботились о поддельных документах. Всё было предусмотрено. И всё же сейчас, выходя из подъезда дома, Рудник чувствовал, как рубашка липнет к спине, как бешено колотится его сердце.

Город окутали лёгкие, прозрачные сумерки. На улице шумел, бурлил и переливался людской поток. У ресторана «Сатурн» толпа выясняла отношения со швейцаром. Из открытых дверей магазина грампластинок на улицу выплёскивалась какофония звуков. Дрожащий разноцветный неон рекламы «Аэрофлота» призывал экономить время и летать только самолётами.

Рудник шёл, изредка останавливаясь и незаметно озираясь по сторонам: он не мог избавиться от ощущения, что за ним тащится «хвост». У метро он нашёл телефон-автомат и позвонил.

— Тюльпаны все проданы, — сказал он в трубку. Он старался говорить спокойно. Но на том конце провода, видимо, догадались, что он волнуется. Очень волнуется. Там от него и не ждали спокойствия. Там понимали, что он в капкане, что его надо спасать.