Операция «C-L»

Мы снова спускаемся, сворачиваем резко влево на немощеную дорогу. На этот раз нас с обеих сторон обступает кустарник. Мелькают два двухэтажных дома с освещенными окнами. На другой стороне – лужайка со скудной растительностью. Вскоре дорога под тупым углом поворачивает направо и бежит параллельно каменистому склону, который кое-где порос травой. Высоко по гребню холма медленно идет поезд. Летят искры. Слева и справа дорогу обрамляют деревья. Паровозные огни бросают теплый свет на зеленую листву. Мы все больше удаляемся от главной магистрали. Город еще не зачадил эту местность. Но она уже не пустынна. То тут, то там виднеется домик или какое-нибудь строение. В одном месте мы даже проехали мимо гостиницы. Людей попадается по дороге мало. Их на миг вырывают из плотной тьмы фары нашего автомобиля.

– Сейчас будем на месте! – обещает таксист.

Теперь уже по-настоящему темно и безлюдно. Мы приближаемся к тому месту, где дорога пересекает широкую поляну. Дальше она снова суживается, переходя в густую липовую аллею, но таксист просит остановиться именно здесь.

Мы выходим. Насколько можно судить при ярком свете фар и наших фонариков, мы в чудесном уголке, наверняка неизвестном многим пражанам. Налево купа высоких ветвистых деревьев. Густым пышным ковром легла трава до самой березовой рощицы. В центре – площадка, покрытая, словно в саду, красновато-желтым песком. Образующие арку кроны лип наполняют воздух пряным ароматом.

– Точно, здесь, – говорит таксист. – Но тогда мы проехали еще немного вправо. Идемте. В темноте вряд ли тут проедешь на машине. Ага! Смотрите!

Лучи наших ручных фонариков падают на заросшую дорогу. Она ведет к низким воротам с каменной оградой. Вернее, к дыре с жалкими остатками ворот. Когда-то они были решетчатыми. Над воротами до сих пор висит проволочная сетка с дугообразной надписью: «Э. А. Рат».

– Вот здесь я и высадил все общество, – показывает таксист.

Я отсылаю его обратно к машине вместе с Трепинским. Карличек вооружается фонариком Трепинского.

Мы проходим через дыру в ограде. И попадаем в просторный двор, грубо замощенный булыжником и проросший густой травой. Без фонариков тут ничего не увидишь, сплошная тьма. А наша машина с зажженными фарами стоит на дороге. Слева, недалеко от ворот, виднеется какое-то узкое двухэтажное строение с наполовину облупившейся розоватой штукатуркой и кое-где выпавшими кирпичами. К двери ведут восемь ступенек, обрамленных каменными перилами. Стиль пятидесятилетней давности. Узкие окна почти все без стекол.

Вероятно, это и есть вилла Э. А. Рата. Двор неровный. В самом его конце тянется нечто вроде проволочного забора, местами поврежденного. За забором – сплошная тьма, свет наших фонариков туда не проникает, кажется, там ничего нет, кроме нескольких кривых деревец.

Правее, чуть ниже розового дома, чернеет еще одно двухэтажное, довольное большое строение, сложенное из камня. Черепичная крыша, широкий фундамент, и стоит этот дом какой-то раскорякой. На фасаде пять решетчатых тюремных окошек, два внизу, три наверху, и большие деревянные двери. Дом напоминает неприветливого черного бульдога и совсем не подходит для фабрички. О ней говорит лишь надпись на воротах. Кажется, все вокруг давно покинуто людьми. Странно, почему именно сюда привез Галик два старых витринных манекена.

Наши фонарики своими конусовидными лучами облизывают все уголки. Сбоку у дверей каменного дома стоит что-то вроде железной палки. Мы подходим по ухабистому булыжнику ближе. Это железный засов, которым обычно закладывают двери, чтобы их не открыла незваная рука. Засов накидывают на железную скобу, вделанную в каменную кладку. Сейчас на скобе висит замок.

Я пробую вставить в замок ключ Галика. Подходит. При ярком свете фонарика я осматриваю засов. Без сомнения, открывая дверь, его обычно просто откидывали вбок и он падал, ударяясь о камень. Вот и сейчас на нем известковый след. Белый след, совсем свежий, легко стирается пальцем. На дверях крепятся две железные скобы, открываются двери только наружу.

Я достаю второй ключ, он наверняка откроет замок, висящий на железной скобе правой створки дверей, но Карличек останавливает меня.

– Вход свободный, – говорит он тихо и тянет дверь. Она послушно поддается.

Я все же пробую восьмисантиметровый ключ. Он свободно поворачивается в замке.

– Возвращайтесь к машине, Карличек, – говорю я. – Пусть Трепинский спустится чуть ниже и развернет машину так, чтобы свет фар осветил двор.

Карличек молча удаляется, перед ним пляшет кружочек света. Я стою один в немой тишине, ничем не выдавая своего присутствия: а вдруг откроется эта бульдожья конура? И в то же время внимательно слежу за двором – он простирается передо мной подобно черной театральной сцене под звездным небом – и наблюдаю за розовой виллой, силуэт которой чем-то напоминает костел. Фонарик не включаю и продолжаю прислушиваться. А что, собственно, я могу услышать? То, что двери оказались незаперты, ровно ничего не означает – если, правда, не предположить, что после смерти Галика сюда заглядывал кто-то другой.