Операция "Берег"

Видать, шибко трусоват уже тогда был Митрий. А может и в ином дело. Других дам довелось в жизни повидать. Актрисули у Ханжонкова тоже на монашек не особо походили, но ведь иной уровень. Невольно сравнивались с нынешними, которым хоть десять раз на дню: «давай, чо-ты, с тебя не убудет, отдарюсь червончиками». Не, это не то. Вроде и чего там этого мог помнить Митька по сущему московскому малолетству, но вот…. Эх, портит людям жизнь лживый кинематограф, подсовывает жизненные иллюзии.

Брехня и чистый развод, конечно. Какие там иллюзии. Просто… нет, не просто. Имелось предчувствие, что и иные девушки на свете есть, почти волшебные, почти как на кинопленке, что и сама вспыхивает легче пороха.

А пока работал, благо на дело главарь водил банду все обдуманнее, планы без спешки разрабатывал. Серьезно работали, строго по нэпманам, в обойме с «набойщиками»[7] толковыми. А за год только двух подельников и потеряли, да и то по собственной глупости в перестрелке с милицией полегли.

Петроград-Ленинград. Васильевский остров (его незнаменитая часть) Первая половина ХХ века.

Зубы Митрий вставил в 23-м, аккурат к годовщине Октябрьского вооруженного восстания. Вернее, процесс зубной затянулся много дольше всех немаленьких революционных торжеств. Город был во флагах, шествиях и звонких митингах, и здесь же рядом, попутно, веселились рестораны, полные воспрявших духом новых буржуев и их нарядных дамочек, а Дмитрию Иванцову-Иванову на то было плевать, поскольку со страху перед зубными делами холодным потом обливался. Вставка зубов действительно оказалась делом и жутким по характеру, и очень болезненным. Одни корни нужно было вырывать, другие подтачивать — кошмар! Тут уж о пулеметном бое как о спасении и избавлении вспоминалось.

…— Ну как вам? — спросил зубник, еще относительно молодой человек, именующийся Аркадием Аркадьевичем Шулем.

— Ничего, — прошамкал Митрий. — Впереди не смыкает.

— Это пока первая примерка, подгоним в идеал. Даже не сомневайтесь.

Митрий сомневался, даже очень. Годного зубника искал сам, наводил справки, перебирал кандидатуры и оценивал. На «малине» ржали — «Митька не иначе жениться на том докторе удумал». Дырный отшучивался, потом взял одного громкого шутника за кадык, заставил себе в пасть глянуть. Тут охрипший острословец признал, что дело важное. Собственно, тогда Фира и подсказала адресок не знаменитого, но толкового зубтехника гражданина Шуля.

Можно сказать, спасли человека

…— Как? — с гордостью уточнил Аркадий Аркадьевич.

— Прямо как свои, — с восторгом признал Митрий.

— Как свои и будут. Уж поверьте слову специалиста. Родные зубы у вас хорошие, крепкие, случай был печальный, это да-с. Но исправлено! Проживете сто двадцать лет с этими зубками, умирать будете, внукам о технике Шуле расскажете. Надеюсь, с благодарностью. Отличные зубы. Естественно, золотые или фарфоровые были бы много элегантнее. Но жизнь-то сейчас какая? Стальная жизнь, кусачая, во всех смыслах этого слова. Железо и надежнее, и политически вернее. Не пожалеете.

Митрий с чувством пожал руку мастеру.

На обратном пути купил новую зубную щетку, вина и иностранного рома. Обмыли зубы на славу.

Но с Фирой еще до того случилось.

…— Боишься? — шептала, прижимаясь.

— Чо творишь? — ужаснулся Митрий, поднимаясь на цыпочки — не от страха, какой уж там страх — от руки девичьей, умело безобразничающей.

Запечатала полузубый рот поцелуем — Митрий совсем ошалел. По сути, это первый поцелуй и был — девчонки-проститутки в губы целоваться привычки не имели, это ведь западло несносное.

Вроде и был товарищ бандит Иванов-Иванцов давно взрослым человеком, но так только думалось. Оказалось, не только поцелуй первый, но и все остальное как впервые. Прямо в мастерской, даже дверь не заперли сдуру. Фира, она такая и была — умная-умная, а как найдет на нее — умри все живое, беру что хочу.

Считалась наполовину цыганкой. На какую половину, не совсем понятно — по трезвому размышлению, ничего цыганского у нее в происхождении не имелось, кроме масти волос и склонности к гаданиям. Но красива чертовски: очи в пол-лица — если присмотреться, глаза разноцветные: левый побольше в золотистую каресть уходит, правый — в зелень. Но это если долго всматриваться, так-то просто сказка. Скулы точеные, зубы — жемчуг. Походка неспешная, легкая, танцующая. Дерзкая — свои чудные локоны резала беспощадно, словно под линейку на уровне ушей чекрыжила, это уже совсем и не по-комсомольски получалось, это даже последнюю моду нэпманскую перекрывало. Сама и резала, удивительно, но четко-то как выходило. Всё сама делала, ничего ей от «ваньков» и урок не нужно было, может, оттого парни на нее сходу запасть были готовы, прямо хоть что у них проси. Опасная девчуля. Четкая.

Фира… ну к черту, Глафира она была, или Граша. Фирой — так Костя-Тычок свою полюбовницу именовал. Только и для него она была больше, чем просто маруха. Бесовка была сердечная, чистая-штучная.

Странно там всё вышло. Вот сколько к странности своей собственной жизни ни привыкай, а всё она удивляет. Особенно по молодости.