Ирина с интересом глянула на выступавшего с лекторской трибуны участника давних боевых событий. Ветеран был весьма моложав, импозантен, с правильно поставленной манерой речи. Наверное, у себя на производстве или в совхозе состоял на немалой должности, привык по делу речи толкать, убеждая и настаивая. Да и вообще мягкая шляпа, чуть тронутые сединой усы и начищенные награды товарищу Грацу весьма шли.
…— Приходилось рисковать, наша машина неоднократно выходила вперед, уничтожая орудия врага — под стенами замка фашисты вкопали батарею скорострельных крупнокалиберных пушек. Но броня у наших «тридцатьчетверок» была отличная. Опять же маневр, скорость! — движения ладони оратора наглядно демонстрировали хитроумие танковых маневров. — Командир командует «выстрел!» и мы бьем — раз! — только колеса от той пушкенции полетели…
— По-моему, насчет колес он несколько преувеличивает, — заметил Евгений. — Не очень просто дело шло.
— Но интересно повествует, слушают-то как.
Действительно слушают: на первом ряду мальчишки сидят, рты пооткрывали. Да и взрослым интересно, и ветераны с женами слушают, хотя и чуть улыбаются.
Может, так и надо? Маневр, натиск, надежная броня, повержен враг в лихом бою? Это потом, попозже, мальчишки узнают насчет сложности подготовки атаки, о тщательном просчете риска и осторожности решений? А пока главное — мы осилили, победили.
Окончилась здешняя война. Чудовищно тяжелая, которую здесь помнят почти все, кроме вот этих мальчишек. Двадцать лет прошло, уже у юных наводчиков усы седеют, что-то забылось, а что-то и вспоминать не хочется. Мальчишкам — вон, совсем иные войны предстоят, им уже не на славных «тридцатьчетверках» в бой идти, иные танки осваивать, на новых самолетах взлетать, мощные ракеты запускать, неуловимые беспилотники на вражескую броню рушить. Новые нелегкие времена, иная стратегия и тактика. А фундамент тот же. И прав красноречивый Грац — летели колеса от вражьих пушкенций. Правы и другие рассказчики — не сразу с теми пушками легко пошло, тяжко мы учились, нарабатывали опытом и кровью, и временами почти невыносимо, очень больно и тяжело приходилось.
Именно опыт — вот что остается навсегда. Нельзя забывать, никак нельзя. И прорыв из обреченной Лиепаи, и колеблющуюся, отвернувшуюся от нас удачу под Дубно, и трагедию 35-й батареи на Херсонесе, и изрытые траншеями развалины заводов Сталинграда, и размашистые прорывы в Белоруссии… И Харьков, Одессу, Изюм и Синевку…
Опыт и память. Без них нельзя. Чуть отвлечешься, заглядишься на новенькое, модное, нарядное, легковесное и одноразовое — и готово, поврежден организм, потекли сопли, как абсолютно верно указывает умная Иришка. Так что допиваем, гм, кофе и сосредотачиваемся на текущих делах.
…— Оно ведь, ребята, ничего и не кончилось тогда, — рассказывал Грац мальчишкам и всем присутствующим. — Кёнигсберг уж наш был, на замке красный флаг развевался, а фашист все упирался, отходил, но огрызался всеми своими ядовитыми зубами-клыками. Довелось нам схватиться с самыми мощными танками — их «Королевскими тиграми». Это уже там — под Пиллау, что ныне очень верно называется городом Балтийском. Неравная вышла драка, в наступлении такое случается, — у них «Тигры» и самоходки, у нас только неполная танковая рота и друзья-пушкари. Как попрут на нас, прямо колонной — на последний безумный нацистский прорыв. Я, ребята, преувеличивать не буду. С середины боя оставался в резерве, имелся мне такой приказ. Но все видел. У нас, товарищи, солдат геройский. Умный солдат, расчетливый, но если надо — и в лоб пойдет. И командиры были — замечательные! Вот у нас командир роты и моей боевой машины был — герой! Замечательный человек! Крепкий, суровый, всё-всё в бою видел. Собственно, почему был? Он и есть! Я к нему в гости заезжал, вот как сюда по приглашению к вам ехал. Наш командир привет славному Калининграду передает. Он и сам бы прибыл — юбилей все же. Но семейные обстоятельства — младшая дочь школу заканчивает, нужно поддержать, это момент нелегкий, тоже штурм, товарищи.
Слушатели засмеялись, зааплодировали, мальчишки особенно — видимо, начальные школьные штурмы им тоже давались непросто…
Гости города возвращались в гостиницу. Спускался весенний сумрак на асфальтированные улицы, на мосты и реку, ставшую нежной Преголей. Отчего-то в эту весну не так уж и сыро здесь было. То ли с погодой повезло, то ли вообще уже не прусский климат, а наш, русский и советский в широком смысле этого понятия.
— Заканчивается отпуск, — вздохнула Иришка.
— Оно и к лучшему. Хорошие дни, но слегка стыдно. Наши-то там… глубоко в деле.
— Это конечно. Ничего, мы сразу включимся. Не забыли.