Операция "Берег"

Бормоча нехорошее, Иванов выцарапал из кармана заветный ножичек, срезал на немце ремни амуниции. Есть что-то во фляге, булькает. Не поднимая головы, Митрич дополз до соседнего тела — снова свистнуло поверх башки. Упорный фриц, выслеживает, определенно не отстанет. Хорошо еще пулемет не подключился, тогда совсем весело было бы. Лежа носом в чуть побуревшую траву — немецкая кровь уже впиталась — потянулся к поясу. Этот фриц лежал поудачнее, крупом кверху, флягу удалось отстегнуть сразу.

Звяк!

Это по немецкой каске. Опять почти точно. Нет, вряд ли снайпер, просто какой-то гад меткий и идейный.

Ругая себя, Митрич двинулся к третьему мертвецу. Как говаривали в том давнем шебутном Петрограде — «жадность фраера сгубила»…

…Полз, волоча немецкий ремень с нанизанными флягами и прихваченный «шмайсер». Немец пулял и пулял — размеренно, словно ему больше делать нечего. Пули проходили то выше, то в землю попадали. Главное, и пережидать бессмысленно — на виду Иванов, просто далековато для стрелка. Вот — опять… Прямо даже чувствуешь, как фриц затвором щелкает, вот даже не очень суетливо…

Предчувствовал Митрич неминуемую боль, тут оставалось только догадаться: в спину, ногу, затылок, или вовсе в жопу? Но обошлось. Внезапно ожил «дегтярев» — выдал чересчур длинную очередь и уж явно — высадил в белый свет как в копеечку. Но отвлек немецкого стрелка на мгновенье, потерял тот настроение и ритм…

Курская дуга. Бой в захваченных немецких окопах

(это позже — 10 июня, подразделение 285-го стрелкового полка)

…Свалился в ячейку Митрич, отдуваясь, пояснил напарнику:

— Не делай так, Мамед. Не ползай за барахлом. Глупое дело. Лучше перетерпи.

В траншее тех умных слов наблюдатели слышать не могли, но подтвердили, крикнув:

— Вот дурак ты, Митрич. Понапрасну бы лег сейчас. Он нужен тебе, тот автомат? Совсем мозги отшибло?

— Да разве спорю? Но потянуло проветриться, прогуляться. Денек-то жаркий, — отозвался Иванов.

В ответ крикнули что-то некультурное, но Митрич не слушал, исследовал добычу. В одной фляге оказалось нечто дерьмоватое, вроде холодного кофе. В другой была теплая, пахнущая металлом вода. Вот третья удивила — винцо кисленькое, белое, разбавленное-разбавленное, но почему-то очень приятое, даже кажущееся прохладным.

— Нельзя тебе? Понимаю, не настаиваю, — сказал Митрич принюхивающемуся к фляге напарнику. — Вон — кофе пей, европейский напиток, в Германию ворвемся, там только такой и есть. Придется привыкнуть.

Пили неспешно, беседовали не особо внятно, но душевно. Потом налетели фашистские бомбардировщики, бомбы клали больше по насыпи, но всем досталось. Потом и наземные немцы зашевелились…

…Отбивали атаки остатки роты, било одинокое, чудом ожившее противотанковое орудие. Оттаскивали в тыл к насыпи раненых штрафников — держался там проход в тыл, к медицине и формулировке «искупил кровью». Немцы лезли не особо напористо — тоже были на последнем издыхании. Но совсем мало оставалось в роте штрафников, да и вообще все перепуталось — батальонные бронебойщики, выбитые со своей позиции, теперь в траншее сидели, и телефонист приблудный — на всех одна судьба, не то чтобы особо штрафная, а просто фронтовая.

….В сумерках случился у фрицев очередной перерыв, Митрич решил лично сходить в тыл за патронами, жратвой и новостями. Может, отход или перенос позиции планируется, Мамед может не уловить тонкости стратегических настроений.

Траншея жила — наконец привезли воду, и поскольку приперли на весь штатный утренний личный состав, то всем хватило. Иванов зашел к командованию.

— Гнездо у вас удачное оказалось, счастливое. Пулемет низинку полностью перекрывает, — облизывая губы, сказал старший лейтенант. — Держитесь.

— А мы чего, будем держаться, — пожал плечами Митрич. — Есть понимание, не мальчики.

— «Не мальчики». А утром чего по немцам ползал? Пулю ловил? Не ожидал от тебя, Иванов. Серьезный же мужик, взрослый.

То «утро», которое и утром-то не было, минуло уже давным-давно, но все равно было немного обидно.

— Да какую пулю⁈ За водой ползал, фляги брал. Без воды никакого душевного и физического настроения.

— Это верно. С водой нехорошо получилось. Иванов, вы держитесь. На всех рапорт напишем, на весь личный состав, всем судимость снимут, — старший лейтенант вновь облизнул спекшиеся губы.

— Вам воды внутрь нельзя, а губы обтереть можно — сказал Митрич. — Я точно знаю, в госпитале насмотрелся. И в санбат вам надо. Обойдемся как-нибудь, вы все ж не единственное начальство.

Началась стрельба, Иванов, нагруженный водой, патронами и котелком с кашей, побежал в свое «счастливое» пулеметное гнездо. Мамуд-Мамед с «дегтяревым» почти освоился, но в темноте, да в непонятности ситуации ему опыта явно не хватит.