… Карабин отцепляется от пояса с готовностью. Хорошее снаряжение. Закрепили, сапер слабо машет рукой, Земляков с воды тоже пытается сигнализировать. Видят с берега, натянулась веревка.
— Э, пошли! — одобряет кто-то с акцентом по другую сторону лодки.
— Товарищ эстонец, ты цел или как? — смеется Митрич.
— Цел. Э, а это кто приплыл? — удивляется невидимый Ян.
— Танкисты прибыли, — поясняет, отплевываясь, переводчик. — Очень вовремя, надо сказать. Не отвлекайтесь, толкайте…
… Митрич подталкивает податливый резиновый борт, лодка кренится и оседает на глазах. Несомненно, с берега могут тянуть быстрее, но тогда рискуют опрокинуть умирающее плавсредство, ему много-то не надо. В лодке кто-то бормочет-молится, кажется, по-французски. Видимо, Земляков интернационализм проявил, решил и французских подневольных рабочих до кучи спасти.
— Поднажми! — кричат с воды знакомым звонким голосом. — До прибытия минуты две.
На воде Мезина глазами не сверкает, видимо, экономит энергию женской красоты, тоже упирается в резиновый борт, толкает.
— Что, и «Динамо» плывет? — удивляется Земляков.
— Физкультпривет! Все плывут, ночь такая, — заверяет пловчиха в каске.
Контрразведчики ржут и отплевываются. Натуральные психи. Митрич и сам улыбается, хоть что веселого — ноги от холода вот-вот сведет…
…Стена берега — скользкая, отвесная, неприступная. Но спасительная. У пролома ограждения поднимают из лодки пассажиров, раненных и ошалевших. Там все наличные силы: кричит «спешившийся» командир Терсков, тянут людей наверх саперы, подбитые и уцелевшие, свешивается старшина Тимка.… Стонет раненый в изодранном камуфляже, свешивается нога в почерневшей повязке, подсаживают его иностранцы-рабочие…
Пловцы выбираются наверх в стороне — там развешаны веревочные лестницы, аж три штуки — поработал подраненный сапер Егор и его плохоплавающий, но мозговитый товарищ.
— Лезь-лезь, хорош уже плескаться, — Митрич подталкивает тяжелого и длинного эстонца — тот без куртки, в одной майке, но с автоматом на спине.
— Спасибо, ненавижу ночные купания, — кряхтит Янис, взбираясь по узкой, но надежной лестнице. Водопадом льет с бойца прегельская вода…
Нет, хорошая лестница, ступеньки с толком сделаны, не соскальзывает мокрая нога…
…Перевалиться за парапет, укрыться за чугуном. Посвистывает над головой — не успокаиваются немцы. Бьет из орудия отошедший в сторону, отвлекающий на себя внимание «ноль-второй». Вошел в раж товарищ Грац, небось уже заговорил-заболтал мехвода за делом до полусмерти…
— Отходим на тотальную сушку! — командует сидящая за тумбой и выливающая воду из сапог Мезина. — Иванов, винтовка твоя рядом с моей, сохранили в целости.
8 апреля 1945 года. Кенигсберг
00:42
Печка странноватая, чисто немецкая, но греет неплохо. Вездесущий и мгновенный старшина Тимка уже раздобыл угля, от развешанных комбинезонов и гимнастерок идет малоприятный пар и запах речной воды. Завернутая в одеяло Мезина придирчиво подвигала у печи подсушивающиеся сапоги — как бы не пересохли — и столь же придирчиво спросила:
— Евгений, вот поясни мне — отчего ты в каске плаваешь? Оно же если стукнет, все равно оглушит, ко дну пойдешь. А вес увеличивает, плавучесть снижает.
— Спорно. Я человек штабной, во мне мозг — самое главное. Берегу. Кстати, ты и сама в каске в воду сиганула.
— У меня прическа, и вообще я к железу привычная, — проворчала контрразведчица. — Тимофей, там во фляге еще осталось? Есть подозрение, что вода Прегеля в эту пору года просто кишит заразой. Надо бы провести санобработку.
— Ром или коньяк? — уточнил из соседней комнаты старшина.
— Для разнообразия коньяк. Не возражаешь, Иванов? — уточнила Мезина.
— Я-то что… лишь бы грело, — Митричу несколько не по себе. Понятно, порядки в опергруппах особые, но ведь уже не набережная, о субординации пора вспомнить. Хотя вот Ян-Янис сидит с товарищами офицерами, не особо стесняется.
— Именно. Ну и ночка… — контрразведчица, видимо, на правах старшей по званию, разливает по кружкам коньяк. — Ну, за Победу и отсутствие простуд! И первым делом вынесем благодарность товарищу Тимофею за прекрасное обеспечение и виртуозную стрельбу из миномета. Клал через реку мины, как монетки в личный заветный кошелек.
— А я, между прочим, намекал — полезная же вещь, — напомнил не без законной гордости старшина. — Все сомневались: «пукалка, пукалка».
— Всегда готова признать свои ошибки, — заверила контрразведчица. — Я вообще технически отсталая. Минометик оказался как нельзя к месту, да и вообще мы не сплоховали. Товарищ толмач, рассказывай…
Рассказывал переводчик — о чем-то вскользь, понятными только офицерам намеками, о другом подробно, сам удивляясь странным совпадениям и необъяснимым встречам.
Дважды опергруппа пыталась проскочить в уже отбитую нашими войсками часть города, но не получалось, потом попали под крепкую бомбежку, вернулись в подземные коммуникации. Там чуть не постреляли беглых рабочих — те чего-то строили-строили немцам, почуяли, что расстреляют из-за большой секретности, и перед советским штурмом дали деру в канализационный колодец.