— Кто из вас родился в сорочке? — спросил Жаворонков. На его лице светилась добрая улыбка, он не скрывал радости, что все целы.
— Если сегодняшний день считать вторым рождением, то все, товарищ генерал, — ответил Хохлов.
— Я так и думал!
Генерал подошел к бомбардировщику, у которого уже по-хозяйски хлопотал Баранов, осмотрел его, потом взглянул на пробитую им брешь в заборе и удивленно покачал головой. Ему, как и всем остальным, казалось невероятным, что перегруженный ДБ-3 смог удачно произвести посадку на такой непригодной местности. Что это: счастливая случайность или мастерство пилота?
— За машину не беспокойтесь, товарищ полковник, — сказал Баранов. — Через двое суток будет как новенькая. Еще в Берлин на ней полетите. Ручаюсь.
Видя подавленное состояние Преображенского, Жаворонков отвел его в сторону и, положив руку на плечо, сказал:
— Не переживайте, командир полка. Главное, все живы остались. А летчики понимают, что с каждым такое может случиться. Так что выше нос. Впереди у нас Берлин!
Преображенский и Хохлов уехали на аэродром вместе с Жаворонковым. Стрелки-радисты Кротенко и Рудаков остались ждать трактора. К вечеру покореженный ДБ-3 был доставлен в Кагул, и ремонтники под руководством Баранова спешно принялись за работу.
Даешь Берлин!
Военком 1-го минно-торпедного авиационного полка батальонный комиссар Оганезов прилетел из Беззаботного на остров Сааремаа вместе с капитаном Плоткиным. Он привез несколько сот тысяч отпечатанных на немецком языке листовок, которые стрелки после бомбардировки должны были сбросить на Берлин.
Дел в эти горячие дни у Оганезова было много. С раннего утра и до позднего вечера его можно было видеть то у летчиков, штурманов или стрелков, то у техников и мотористов, оружейников и заправщиков, то у аэродромной команды или в подразделениях тыла. Всюду слышался его голос. Комиссар рассказывал о положении на фронтах, об энтузиазме тружеников советского тыла, о злодеяниях гитлеровцев на временно оккупированной территории.
— Вот пусть увидят берлинцы, как их солдаты глумятся над беззащитным мирным населением, — показал он листовку, на которой была изображена изуверская казнь советской девушки. Эта фотография была изъята у убитого фашиста. — А это — наша работа! — Он вынул вторую листовку, где на фото была запечатлена хваленая немецкая техника, разбитая советскими воинами. — Так будет и впредь!
На третьей листовке были показаны трупы убитых на фронте гитлеровцев.
— Узелок на память! Пусть знают, что ожидает каждого, кто пришел к нам с мечом.
Текст четвертой листовки гласил:
«Немецкие солдаты! Почему вы должны погибать за узурпаторские, бредовые планы Гитлера? Свержение Гитлера — это путь к переустройству Германии, к миру. Гитлера надо уничтожить. Ваша жизнь нужна для будущего Германии. Да здравствует свободная Германия! Долой Гитлера!»
Оганезов поддержал предложение своего помощника — военкома авиагруппы особого назначения старшего политрука Полякова о «персональных подарках» руководителям рейха от летчиков Краснознаменной Балтики. На бомбах, предназначенных для бомбардировки Берлина, каждый экипаж делал броскую надпись белой или красной краской: «Подарок Гитлеру!», «Герингу!», «Геббельсу!», «Гиммлеру!», «Риббентропу!».
— Ох, хороши подарочки, друзья-товарищи! — хвалил военком. — Сразу узнают, от кого. А то ведь хвастунишка Геббельс весь эфир засорил. Трубит-орет, что «ни один камень не содрогнется в Берлине от постороннего взрыва. Немцы могут жить в столице спокойно. Советская авиация уничтожена». То-то он будет беситься, когда мы появимся над их «надежно защищенной твердыней» и «персональные подарки» красных летчиков Балтики посыплются с неба! Мы будем над Берлином, друзья. Обязательно будем! Даешь Берлин!
Оганезов радовался, что подготовка к полету проходила успешно. Личный состав работал с энтузиазмом, не считаясь со временем. Лишь бы поскорее приблизить этот волнующий, долгожданный для каждого час — час возмездия за удары по родной Москве.
Преображенский удивлялся работоспособности военкома полка, открыто восхищался его, казалось, неиссякаемой энергией. Везде-то он бывал, все знал, всюду успевал. Полковнику с Оганезовым было легко работать, они всецело доверяли и понимали друг друга.