Алиев ненавидел предателей — на Востоке ненавидят предателей особенно сильно, там это воспринимают как личное. Но он понимал, что Гасанов прав.
— И что делать?
— Выявить предателя. Оценить возможность передачи через него дезы. И — не трогать его, может даже повысить.
— Ну, это слишком
— Дать ему пост без доступа к особо секретной информации. Отправить преподавать в академию. Вариантов много…
…
— Либо еще один вариант. Наказать кого-то другого, сделать вид, что мы промахнулись
— Еще лучше. Караем невиновных, награждаем виновных.
— Такова жизнь.
…
— Атос назначен руководителем группы, которой поручено выявить источник утечки из Лэнгли[11]. Это большой плюс для нас, но мы должны играть строго по нотам Атоса. Сохранение такого агента — высший приоритет для всего ПГУ. И еще. Судя по всему, американцы подозревают Гаса Хатауэя, специального помощника директора. Это вторая большая для нас удача — сломать хребет этой мрази, с ним у нас давние счеты. Если Атосу удастся свалить вину на него, предлагаю забыть об Атосе по крайней мере на два — три года. Американцы должны поверить, что источник утечки перекрыт.
— Почему Хатауэй? Где он сейчас?
— Он специальный помощник директора. До того был резидентом в Москве, потом руководителем Контртеррористического отдела. Работал по линии ликвидации Каддафи, обеспечивал удары по палестинским лагерям, вместе с МОССАД занимался программой обучения афганских моджахедов диверсионной борьбе[12]. Стоит за программой отравления источников воды в Афганистане. Сейчас ушел на дно, на Востоке не появляется — мафаба[13] ищет его, чтобы убрать.
Алиеву не нравилось происходящее. Но и возразить он не мог
— Найдите предателя — сказал он — как можно быстрее…
Дрезден. ГДР. 22 февраля 1989 года
Дом Дружбы народов был неофициальным местом встречи для самых разных лиц и одновременно базой для резидентуры КГБ. Там было оборудовано даже помещение для секретных переговоров с экранированием, для предотвращения прослушивания. А прослушивать было кому — Штази настойчиво интересовалось всеми делами советских. Видимо, ни ЦРУ ни МИ-6 и понятия не имели, сколь серьезны разногласия и сколь было велико недоверие между СССР и хонеккеровской ГДР к тому времени.
Басин тоже был там принят, в Доме дружбы и даже имел там свой кабинет, в котором почти не появлялся. Но сейчас — комендант провел его прямиком к комнате, которую Басин хорошо знал так как она была технически оснащена и регулярно проверялась на наличие прослушивающей аппаратуры.
В комнате ждали двое, один лет пятидесяти, второй помоложе. Без особых примет. По костюмам — и у того и у другого не в Москве пошиты, а фирма, у одного скорее всего даже Лондон, и по черным очкам, Басин понял — ПГУ, внешняя разведка.
— Полковник Басин, третья служба — представил его комендант Дома дружбы, низенький, невзрачный КГБшник с короткой, незапоминающейся фамилией
…
— А это товарищи из Москвы…
Повисло молчание
— Документики у товарищей из Москвы имеются?
Один из гостей, молодой, достал удостоверение со шитом и мечом, показал, не открывая
— Откройте…
— Ваше?
Советник не выдержал
— Не забывайтесь, полковник
Басин только головой покачал
— Он прав — внезапно сказал первый — выйдите
…
— Можете быть свободны
Молодой ничего не сказав, встал и вышел
— Кто ваш руководитель?
— А ваш?
— Генерал Меджидов, верно?
…
— Кодовое слово — лимит.
Улыбка сошла с лица Басина — это слово никто не знал и знать не мог
— Как поживает товарищ генерал?
— Почками мучается, а так все хорошо. Еще проверять будете?
— Нет. Вы — мои сменщики?
— Нет. Мы по иному вопросу. У вас в разработке находится генерал Половцев, верно?
— Да, находится.
— Окраска?
— Наркотранзит.
Басин видел, что гость удивился — хотя постарался этого не показать.
— Почему именно эта?
— Есть основания предполагать.
Старший из москвичей прихлопнул ладонью по столу, как бы подводя промежуточный итог.
— Я вас понял, полковник. Вы свои карты не откроете, и мы не откроем вам свои. Но все оперативные мероприятия по Половцеву, какие ведутся — приказано прекратить. И немедленно. Вам показать распоряжение за подписью Председателя или вам и так достаточно?
Басин покачал головой
— Неожиданно.
— Как есть.
— Мне надо позвонить.
— Только по защищенной линии. И в нашем присутствии…
СССР, Ближнее Подмосковье. 25 февраля 1989 года