– Есть два свидетеля, бармен и официант. Оба говорят, что стрелял посетитель из третьей кабинки. Они могут его опознать.
Жук насупился. Одно дело – подчиненный вступил в схватку с киллерами и геройски погиб в бою. Совсем другое, если он неизвестно зачем якшался с криминальными элементами и стал жертвой преступной междуусобицы.
– Это еще надо проверить! – напористо сказал он.
Но начальника РУОПа никто не слушал, все занимались своими делами.
– В переносице пулевое отверстие диаметром... диаметром восемь миллиметров, – диктовал судмедэксперт, откладывая складную линейку с выдвижным щупом. – Раневой канал слепой, в затылочной части головы выходное отверстие отсутствует, глубина канала будет определена при секционном исследовании...
– В переносице пулевое отверстие диаметром восемь миллиметров, – вторил коллеге другой судмедэксперт.
– Это от «Макарова», кожа растягивается, и диаметр раны чуть меньше пули, – блеснул знаниями Нырков, обращаясь к Симакову, как бы склоняя того на свою сторону. – А у кого тут второй «Макаров»? Только один, у Шипулина...
– Где ж он так стрелять навострился? – поинтересовался начальник РОВДа, но Жук пропустил замечание мимо ушей.
Во втором кабинете следователь прокуратуры допрашивал Ашота. Самвел уже дал показания и стоял, безвольно облокотившись на стойку и дожидаясь, пока все закончится. Он еще не пришел в себя, но понимал, что ничего хорошего ему не светит. Криминалисты собирали гильзы, фотографировали, снимали на клейкие светлые и темные пленки окрашенные порошком отпечатки пальцев. Словом, шла обычная рутинная и крайне неприятная работа.
Жук заглянул в первую кабинку. Блюда с раками здесь уже не было, потому что Макаров и сержантводитель доедали остывший деликатес в подсобке. Трупы двух мужчин ждали, пока настанет черед их осмотра. Кто они?
Для Ныркова ответ на этот вопрос был очень важен. От того, в чьей компании трапезничал последний раз в своей жизни майор Шипулин, многое зависело и для него лично. Потому что, кроме официального следствия, предстоит служебное расследование, способное оказать существенное влияние на карьеру полковника.
Лица убитых покрывала запекшаяся кровь. Жук осторожно обшарил карманы, вынул документы, прочел... И ощутил легкое головокружение.
Тяжело ступая, он вернулся в зал.
– Там Тахиров со своим телохранителем!
С этого момента картина осмотра резко изменилась, будто включили ускоренную перемотку. Вскинулся Савушкин, бросился к телефону Симаков, забился в истерике Самвел:
– Все, теперь точно конец, скажут – армяне подстроили!!
Через двадцать минут в ресторанчик прибыли генерал Крамской с заместителями и прокурор области. Тахиров был куда более крупной фигурой, чем майор Шипулин.
Раздираемый двумя половинками сознания Лапин, или никому в Тиходонске не известный Карданов, шел по Богатому спуску в сторону Лысой горы. В конце концов половинки притерлись друг к другу, хотя и неплотно, через острые углы. Он испытывал очень странные ощущения: обыденные вещи вдруг открывались с совершенно неожиданной стороны, выбранная цель произвольно менялась на другую, в привычные мысли и размышления неожиданно встревали свежие и ранее неизвестные.
В попавшемся навстречу изможденном парне он безошибочно распознал наркомана, его тянуло в узкие улочки и проходные дворы, потому что по магистралям и проспектам патрулировали усиленные наряды милиции, он понимал, что необходимо срочно переделать паспорт, и знал, как это нужно сделать. Когда из подворотни шумно выкатилась пьяная компания, он мгновенно вычленил вожаков и понял, куда и как их ударит, если начнется заварушка. Он интуитивно чувствовал стоявшего за деревом человека, ощущал исходящие от окружающих биополя: спокойно-доброжелательные, раздраженноозлобленные, мрачно-ненавидящие и откровенно опасные. Вторая и третья разновидности преобладали над остальными.
Он помнил, как расправился с грабителями на пустыре, и был уверен, что это сделал именно он, а не кто-то другой. Он знал, что двое тяжело искалечены или убиты, но не испытывал страха или угрызений совести. И застреленные в кафе киллеры не вызывали сожаления – они сами избрали такой путь в жизни. Он почти вспомнил того, чье лицо было знакомо, они действительно учились вместе в закрытой школе: большое желтое здание за высоким, из стальных прутьев с острыми наконечниками, забором, никакой вывески, тихий московский район, который, наверное, сможет найти.
В памяти появилось много нового, но все имело характер калейдоскопных стеклышек. Чтобы сложить цельную картину, следовало набраться терпения, выбрать время и кропотливо вращать волшебную трубу, угадывая проявляющиеся закономерности. Но и осколки сами по себе, в отдельности, тоже были интересны. Мерно покачивающаяся спина слона далеко внизу, словно он смотрит с бреющего полета, раздвигаются шуршащие заросли сухого желтого камыша, приятно будоражащее волнение охоты, придающая уверенность тяжесть штуцера, ожидание прыжка гибкого полосатого тела...