Опера вызывали?!

— Переезжай ко мне! — вдруг ошарашил меня Громов. — Тихо, не возмущайся сразу. Будешь жить со мной, и я тебя утром будить не буду. Приду с работы, слипнусь с тобой, как две пельмешки на дне кастрюли, и буду спокойно спать.

— Аргумент, конечно, хороший, — закивала я, наблюдая, как у опера разгораются глаза, — но неубедительный!

— Вредина ты, Лиля! — Гений сделал вид, что обиделся.

— Тоже мне новость, — закатила я глаза, — поехали. Мне нужно на учебу, а тебе — поспать! И это не обсуждается, с такими темпами тебя скоро с пандой начнут путать. Я твои синяки под глазами от самого подъезда заметила.

— Вот! А ты к нам работать идти решила. Вообще, пельмешка, не женская это работа.

Я медленно развернулась, с укором глядя в его лицо, пока Гений невозмутимо продолжал:

— Может, тебе стоит идти в адвокаты? График у нас ненормированный, профдеформация налицо, на личную жизнь времени почти нет.

Я приподняла бровь, намекая, что личная жизнь у опера до определенного момента была бурная и крайне насыщенная. Громов сделал вид, что взглядов моих не замечает, и упорно продолжал нарываться:

— Я не шовинист, Цветочек, правда, честно. Зачем тебе эта прокуратура? Иди в нотариусы бабки стричь. Или в адвокаты, у тебя получится.

— Я сейчас тебя стукну, — пообещала я.

— Только не по голове, — весело хмыкнул Жека, — а то как стану дурачком, что ты потом со мной делать будешь? Ладно, не злись! Я просто нервничаю, что станешь генеральным и меня уволишь, — попытался он перевести все в шутку.

— Ты первый в списке на увольнение, — хмыкнула я.

— К тому времени я стану твоим мужем и, вероятнее всего, отцом твоих детей. У тебя рука не поднимется меня уволить.

Я снова покосилась на него, а Громов принял самый невинный вид, хитро косясь на меня.

Я отвернулась к окну, вздохнула и решила не обращать внимания на нервирующие разговоры.

Мы подъехали к университету, Жека припарковался у шлагбаума и развернулся ко мне:

— Какие планы на вечер?

— Нужно Полине вещи отвезти, у нее ветрянка и карантин в квартире Руслана Евгеньевича, — вздохнула я.

— А ты как себя чувствуешь? — с надеждой поинтересовался Жека. — Ничего не болит? Температуры нет? Если что — я готов предоставить свое жилище как временный лазарет для болеющего ветрянкой Цветочка.

— Я переболела в детстве, — махнула я рукой.

— Дождись меня — отвезу, если ты ненадолго.

— Нет, отдам вещи и обратно.

Мне было неуютно находиться в доме своего преподавателя, но не помочь подруге я не могла.

— До вечера, пельмешка!

Он снова протянул руку, коснулся моей щеки, обрисовал большим пальцем скулу, нижнюю губу, чуть оттянул ее и сглотнул. Выдохнул через нос и сильно сжал зубы. Мне показалось, что его рука дрожала, когда он касался моих губ.

Жека смотрел на меня не моргая. Голодным, почти диким взглядом, напоминая о единственном поцелуе.

По моей коже пробежали мурашки, а в груди заныло. Мы смотрели друг другу в глаза, но никто не решался сделать первый шаг. Казалось, время остановилось, а мир вокруг застыл. Даже звуки стихли, я слышала только наше дыхание и тонула в его взгляде, почти черном из-за расширенных зрачков.

Я машинально свела бедра, сглотнула и первая отвела глаза.

Гений убрал руку, двигаясь словно робот, выровнялся на сидении, прокашлялся и хрипло выдавил:

— Я позвоню.

— Да, — смогла ответить я.

Достала сумку с заднего сидения и неловко выбралась на улицу. Подставила горящее лицо осеннему ветру и на автопилоте побрела к входу в родную альма-матер.

Глава 37

Глава 37

Лиля

На парах, вместо того чтобы заниматься, я витала в облаках и думала о Громове.

Нас тянуло друг к другу какими-то невидимыми магнитами, при его появлении на моем лице появлялось выражение а-ля «Артур, когда в радиусе километра Малинка». Влюбленное и одухотворенное. Вообще, любовь Багрова к его заучке уже стала притчей во языцех и эдаким мерилом чувств для тех, кто был в курсе.

Сердце билось неспокойно уже пятый день — ровно с того момента, как я дала нам шанс стать чем-то большим.

Но сомнения все же оставались. Это недоверие отравляло мне всю романтику, не давая в полной мере наслаждаться своей влюбленностью.

Мы много говорили об этом с Полиной, хотя подруге и самой было несладко, особенно сейчас, когда она болела.

Головой я понимала, что сомнения все портят, а сердцем и телом тянулась к невыносимому оперу. В моей голове словно поселились двое — адвокат и прокурор. Один сыпал доказательствами и обвинениями, а второй с тем же рвением защищал Гения. И этот диалог затихал только в те моменты, когда Женя приезжал ко мне или был со мной на связи.

Боже, я так скоро умом тронусь!

— Лиля! — мне на плечо легла тяжелая ладонь.

Я вскинулась и только в тот момент сообразила, что пара кончилась, а надо мной нависает Багров. Рядом напряженно стоял Назар и обеспокоенно смотрел на меня:

— Все в порядке?

— Конечно! — согласилась я.

Дергаными движениями поднялась, сложила в рюкзак тетрадь, в которой не написала ни строчки, и попыталась вспомнить, какая у нас следующая пара.

— Что у нас дальше? — спросила у парней.

— Уголовное право, но его отменили. Логинов занят, в суде вроде.