Опер против «святых отцов»

С этого момента Марише пришлось свернуть с правдивых «показаний» Вовану:

— Да не ко мне, а к Феогену. Я его не интересовала. Повесила ему лапшу, что прибираю здесь, за хатой в отсутствие архимандрита слежу.

— Как этот Кострецов на нападение Сверчка среагировал?

— Прибежал назад встрепанный. Опознал он его. Видно, по приметам, что после завала Ячменева на Архангельском собрал. Давай меня трясти. А мне что? Я на своем как стояла, так и стою: дел Феогеновых не знаю, о Ячменеве ничего не слышала. Мало ли кто надумал мента тут завалить?

— Если опер не лох, то должен был смикитить, что Сверчок в шестерках у Феогена.

— Он так и решил, я поняла. Нормально фишка легла: Сверчок сунулся после завала на Архангельском к пахану Феогену за новыми указаниями, на мента напоролся, психанул и решил на перо поставить. Я в стороне.

— Лады, Мариша.

Вован скинул с голого тела пальто и начал одеваться. Маришка подошла к нему, прижалась. Он поцеловал ее в лицо, в груди, но по-деловому отстранился, прощаясь:

— Теперь будешь завязана на мне. Жду информации по Белокрылу. — Остро взглянул на нее. — Наркоту, может, все-таки тебе оставить?

Трудный это был момент для Мариши. Дозы у нее кончились, но скрытый жар, исходивший из темных глаз Вована, подвигал на испытание.

— Нет, — мотнула она головой и улыбнулась, — не будем дешевку мазать.

* * *

Когда Вован вышел из подъезда на Арбат, Топков взял его под наблюдение. Лейтенант проследовал на своих «Жигулях» за «БМВ» бригадира до его квартиры, которую тот снимал на московской окраине.

В доме, где обретался Вован, Топков расспросил соседей о его образе жизни, потом навел справки о нем в местном отделении милиции. Уточнив у коллег, присматривающих через участкового за бандитом, его кличку и принадлежность к востряковской ОПГ, Гена проехал в МУР, где добрал все имеющиеся сведения об уголовнике Воване.

Глава 3

На Чистые пруды опускалась ночь, и сидящий в засаде у подвала с Черчем и Нютой Ракита пожалел, что решил помиловать подругу-алкоголичку Кеши. Парочка, прикончив последнюю банку пива, заснула, Ракита подумал: «Могут продрыхнуть до утра». Его опасения не подтвердились. На лестнице из подвала показалась Нюта, отряхиваясь как дворняжка, выползшая из будки. Она порылась в карманах, видимо надеясь на завалявшиеся монеты, но не обнаружила их. Взбила челку, вдохновляясь добыть необходимое пойло в чистяковских ущельях, и затопала со двора.

Ракита расстегнул «молнию» куртки, чтобы удобнее выхватить десантный нож, и собрался было вниз на угомон надоевшего ему своим существованием бомжа. Но вдруг вылез наружу и сам «клиент»!

Черч, воспитанный в благородной семье во главе с папой-генералом, избегал самых гнусных привычек плебейской братии. Так, не мог он мочиться под крышей, где спал. Из-за этого он и поднялся по ступенькам во двор и прошел за нуждой именно к тем кустам, за которыми скрывался Ракита.

Киллер даже улыбнулся от везухи, вознаградившей его за долгое ожидание. Он кошачьи обогнул свою сторону кустов, выходя на позицию для удара. Кеша прекрасно подставил ему спину, примостившись с расстегнутой ширинкой лицом к навесу из ветвей. Ракита выдернул нож и собрался ринуться на цель, как из сумерек негромко, но веско кто-то произнес:

— Брат мой! Не убивай человека.

Ракита замер, к нему обернулся Черч, белея изумленным лицом. Из спустившейся темноты к ним придвинулась ладная фигура длиннобородого Никифора, напрягавшего Кострецова рассуждениями на религиозную тему.

Никифор повторил, обращаясь к убийце:

— Брат, не убий!

Счетчик в голове у Ракиты мгновенно выщелкнул:

«Все равно приходится класть двоих!»

Спецбригадовец катастрофически засветился теперь и жертве, и новому свидетелю. Ракита молниеносно шагнул к Никифору, держа у бедра нож, собираясь сначала воткнуть в этого, а потом прыжком догнать и Черча.

Никифор не тронулся с места, но изможденное его лицо будто бы осветилось, и богомолец проговорил:

— Брат, я давно готов к смерти.

Смотрел на Ракиту этот бородач словно как с иконы. Киллер замялся, и этих секунд хватило, чтобы Черч пришел в себя. Кеша заорал и кинулся опрометью со двора.

Не отводил от Ракиты взгляда Никифор, поднял три перста и осенил себя крестным знамением. Опустил Ракита руку, сжимавшую нож, с трудом перевел дыхание. Никогда он не натыкался на такое препятствие: светлый взор будто бы из инобытия…

Мешая шутку с впервые нахлынувшим на него неведомым страхом, киллер спросил:

— Ты чего все «брат» да «брат»? Из братвы, что ли?

— Я из братьев во Христе.

— Не верующий я. И моли своего Бога, что сегодня я устал. — Ракита сунул нож внутрь куртки, собираясь уходить.

— Ты крещен? — спросил Никифор.

— Да, — почему-то ответил ему Ракита, проклиная себя за все случившееся.

— Значит, мы братья.

В небе россыпью пуль зажглись звезды, темень верхотуры просекло лезвие месяца. Ракита еще раз посмотрел в лицо человека, которого чуть не убил. Потом повернулся и зашагал прочь.

* * *

Черч, не помня себя, добежал до ОВД. Он ворвался к Кострецову с воплем:

— Сросшийся чуть не зарезал!