– Я – рыцарь и как раз этого самого ордена, и хотя печали, бедствия и злоключения свили в душе моей прочное гнездо, однако ж, от нее не отлетело сострадание к несчастьям чужим. Из песни вашей я сделал вывод, что ваши несчастья – любовного характера, то есть, что они вызваны вашею любовною страстью к неблагодарной красавице, которой имя вы упоминали в жалобах ваших.
Корнилов и Санчук тянули спички, чтобы решить, кому сесть на ближний к начальственному месту стул в кабинете Кудинова. Понятно, что никому не хочется сидеть в непосредственной близости от эпицентра землетрясения. Корнилов, правда, сначала припомнил Коле Санчуку, кто из них упорно придерживался «собачьей» версии, но потом решил, что довериться судьбе будет справедливее. Все получилось действительно справедливо: длинный Корнилов вытянул длинную спичку, короткий Санчук – короткую. Судьба отодвинула Корнилова от начальственного гнева на диаметр Санчука в талии, то есть, довольно далеко.
Но Валентин Петрович Кудинов удивил их в очередной раз. Он не стал ретранслировать с усилением все то, что выслушал от высокого начальства в свой адрес. Он, правда, был несколько суше с подчиненными, чем обычно, официальнее, величал их по фамилиям, хотя еще вчера звал по именам. Еще он позволял себе болезненно морщиться, когда в ушах снова начинал звучать низкий голос высокого начальства: «Хватит мне тут му-му!.. Ты, Кудинов, у меня в живодеры пойдешь! Ты у меня Му-му топить поплывешь! Я тебя поставщиком в корейский ресторан устрою! Ты у меня через Неву по-собачьи поплывешь!» и т. д.
Все это Валентин Петрович оставил в себе. С Корниловым и Санчуком он подробно обсудил сложившееся положение, внимательно выслушал новые идеи, сделал несколько замечаний, кое-что порекомендовал, пообещал усилить их группу при первой возможности и отпустил с миром.
– Отец родной! – прочувствованно воскликнул Санчук, оказавшись, наконец, в родном кабинете. – Батюшка родненький! Заступник, благодетель! Да мы за тебя… Да мы за тебя… Даже самого высочайшего лабрадора заарестуем…
Успокоившись, Коля Санчук выпил два стакана воды, достал фотографии трех убийств и стал рассматривать их, аккуратно перекладывая из одной стопки в другую.
– Это ж надо! – восклицал он время от времени. – Кто бы мог подумать!
Со стороны казалось, что он рассматривает отпускные фотографии своей хорошей знакомой или близкой родственницы.
– Даже голос на нас не повысил! – Санчук никак не мог отойти от приятного потрясения. – Подумать только! Никогда у меня такого начальника не было, как Валек. Я представляю, какую ему бахчевую культуру сегодня вставляли за нашу «собачью» версию. А нас даже огурчиком не побаловал! Человек с большой буквы…
– А ты своего следующего ребенка назови Валей, – предложил Корнилов. – Универсальное имя.
– Ну уж нет, с меня отцовства хватит. Это больше тебя касается, молодожен. Не мог в честь Вали-начальника «вольво» купить. Хотя бы старенькую. Никакого инстинкта чинопочитания… Обрати внимание, Михась, что все убитые совершенно разного социального положения, разного темперамента, характера. Первая девчонка, Даша Куразова – хулиганка, пэтэушница, шпана. Людмила Синявина – интеллектуалка, старая дева, «синий чулок». Елена Горобец – бизнес-вумен, богатая, активная, ухоженная. А лежат как-то одинаково покорно, без всяких признаков борьбы, сопротивления. Тебе это не кажется странным?
– С позиций обычного современного человека все в этом деле выглядит странным, – ответил Михаил, что-то чертя на листке бумаги. – Но стоит только взглянуть на это с другой стороны…
– Только не надо мне рассказывать про окна и двери, – перебил его Санчук. – Запас ангельского терпения Валька на этой версии закончится, и он превратится для нас в того самого монстра, про которого ты мне с утра втюхиваешь.
– Послушай, Санчо, мне ли тебе говорить, что в каждом сложном уголовном деле, в каждом запутанном клубке обязательно торчат ниточки. Что они значат, какую роль играют, мы пока не знаем, но тянуть за них надо обязательно. Может, завтра я уже забуду про все эти народные поверья, но не исключено, что именно они дадут нам настоящую зацепку. А вообще-то мне странно, что ты, хохол, так равнодушно относишься к восточно-славянскому фольклору. Оторвался от корней, от вареников с вишней и саманных хат. Например, по Полтавщине издавна ходило такое поверье: если двери в хату… самые обыкновенные двери…
В этот момент дверь распахнулась от сильного толчка. Корнилов заметил, что Санчук вздрогнул от неожиданности, и отметил это со злорадством, чтобы припомнить напарнику при случае. Сначала в кабинет вошел снежный человек, но коротко подстриженный, в безукоризненном черном костюме. Он тут же отступил к стене, пропуская следующего, сам же превратился в чучело йети. Второй такой же мелькнул в дверном проеме и аккуратно прикрыл дверь, оставшись снаружи.