Опер печального образа

Отель находился в двух минутах ходьбы от вокзала. Но не успели они пройти и несколько десятков метров по современной японской столице, как Аня дернула мужа за рукав и сердито прошептала:

— А это что такое?

Около красочного рекламного щита, мало обращая внимание на прохожих, целовалась влюбленная парочка.

— Что тебя так возмутило? — удивился Михаил. — Целуются парень с девушкой. Ничего особенного.

— Как ничего особенного, Корнилов? — Аня чуть не оторвала ему рукав. — Это же возмутительно!

— Какая ты, оказывается, пуританка. Не замечал раньше.

— Брось валять дурака. Не они меня возмущают, а ты. Кто мне полчаса назад впаривал про японское лизание взамен поцелуев? «Японцы никогда не целуются»! Палец вверх поднимал! А вон на рекламном щите что по-твоему? Скажешь, это тоже хи…

— …хитоманэ. Просто мои сведения о Японии несколько устарели. Это все японская молодежь! Безобразие! Куда мы катимся? В чьи руки мы передадим Страну Восходящего Солнца?! Скоро последним носителем японских традиций станет скромный следователь из Петербурга. Какое падение нравов…

— Не нравов это падение, — поправила его Аня, — а твоего рейтинга как заслуженного японоведа органов внутренних дел. Признавайся сразу, Корнилов, когда ты еще успел за эти дни навешать мне на уши черной японской лапши?

— Вообще, теперь буду молчать, как на допросе, — обиженно пробубнил Михаил.

— Японская железная дорога «синкансэн» имеет протяженность более двадцати тысяч километров… Японские поезда никогда не опаздывают. Опоздание поезда в десять минут станет сенсационным материалом на первых полосах японских газет… Я не успею рассказать вам и самого главного о синкансэн, как мы уже будем на станции Нара…

Корнилов молчал, глядя в окно. Зато гид-японец чувствовал себя уверенно, говорил ровно, тщательно интонируя фразы. За окном вагона один вид сменялся другим, словно кто-то менял диапозитивы в стекле стоящего вагона. На движение не было ни малейших намеков вроде толчков, рывков, покачиваний.

— Медвежонок, ты что, обиделся на меня? — Аня прижалась на секунду к плечу супруга, будто ее качнуло вместе с вагоном поезда. — Ты обратил внимание, что японский поезд похож на пулю? Представляешь, мы находимся внутри пули, летящей в какую-то цель. Мы несемся над рыбацким поселком, чайными плантациями…

— …на фоне Фудзиямы.

— Что, и тут тоже вид на Фудзияму? — удивилась Аня.

— С правой стороны.

— Интересно, в Японии есть место, где не видно Фудзиямы?.. Так вот, Медвежонок, мы несемся с тобой внутри пули к далекой, заветной цели. Правда, здорово? Что ты молчишь? Тебе как человеку с ружьем, то есть с оружием, эта фантазия должна быть близка.

— А если нас выпустили из нарезного оружия? — спросил Михаил.

— При чем здесь нарезное оружие? — не поняла Аня.

— Если из нарезного, мы бы вращались вокруг своей оси со страшной скоростью. Никакого вида на гору Фудзи! Вот было бы весело!

Аня поморщилась и отодвинулась от повеселевшего мужа.

— Меня сейчас укачает, — сказала она.

— Ты попадешь на первые полосы японских газет. Впервые в японском синкансэн кого-то укачало!

— Это меня от тебя укачивает, — Аня стукнула его кулачком по коленке, как невропатолог.

— Если тебя укачивает, не надо было выходить замуж.

Колено Михаила стало подпрыгивать, и ему пришлось схватить его обеим руками.

— Ань, подержи, пожалуйста, колено, а то у меня руки устали, — попросил Михаил.

Гид не сразу заметил, что русские туристы давно не слушают его и не восхищаются строго упорядоченными японскими видами из окна, а наблюдают за любовными играми молодоженов. В следующий раз он выберет туристическую группу из старых дев и супругов с большим стажем. И обязательно просмотрит анкетные данные: нет ли среди туристов полицейских из Петербурга?

Михаил тоже заметил, что все смотрят на то, как Аня всеми силами старается удержать его прыгающее колено, то есть этот сустав на какое-то время сделался центром всеобщего внимания.

— Японцы очень любят спать, — заговорил он, не обращая внимания на змеиную улыбку гида. — Умение засыпать при первой возможности в любой позе они возвели в ранг такого же искусства, как икебана или бонсай. Обратите внимание на того тощего студента. Он спит не потому, что этого требует его организм, а потому, что получает удовольствие от сна. Если понадобится, он будет зубрить сутками, забыв о подушке. Но уж если есть возможность получить удовольствие, почему бы нет? Созерцание сновидений — точно такой же кайф для японца, как созерцание цветущей сакуры или раскрывающегося лотоса. Задумайтесь, как спите вы, — Корнилов говорил русским туристам голосом проповедника, даже интонации у него появились характерные. — С каким остервенением вы считаете часы до звонка будильника. Вы отсчитываете часы, как калории, как долги своему здоровью. Забудьте обо всем этом. Научитесь просто спать себе в кайф… Кстати, вон там опять Фудзияму видно.

— Зачем ты злишь этого бедного япончика? — спросила Аня, когда русские туристы повернулись к окну, оставив их на несколько секунд наедине.