Опечатанный вагон. Рассказы и стихи о Катастрофе

Выйдя из лотерейной банки, он пошел дальше точной и научной походкой, они называют это «верблюжьей походкой» и не понимают, что он просто отсчитывает шаги на всех тайных переходах и срезах пути, о которых знает только он сам, и есть еще разные деревья, к которым можно случайно прикоснуться, потому что он чувствует, что нужно показать кому-то у них внутри, что он о них не забыл, а потом он идет через пустырь у заброшенной синагоги, в которой живет только старый Мунин, и пройти нужно очень быстро, из-за него и еще из-за всех убиенных святых мучеников, у которых уже не осталось терпения ждать, пока кто-то освободит их от этого святого мученичества, а оттуда ровно десять шагов до входа во двор, а там уже виден дом, вроде бетонного куба, на четырех тонких дрожащих ножках, а внизу маленький подвал, по правде говоря, им полагалась в этом доме только одна квартира, а не две, но они записали бабку Хени в качестве отдельной семьи, так им посоветовал сделать дядя Шимек, и потому заполучили целый дом, и хотя во второй половине никто не живет, никто туда не заходит, она принадлежит им, и достаточно они Там настрадались, а это правительство, холера, сам Бог велел обманывать, а во дворе стоит огромная старая сосна, которая не пропускает солнца, и отец уже дважды спускался с топором, чтобы срубить дерево, но всякий раз пугался самого себя и незаметно возвращался домой, и мама кипятилась, что он жалеет дерево, а не жалеет ребенка, который растет в темноте без витаминов, которые дает солнце, и у Мумика есть целая комната, совсем его собственная, с портретом нашего премьера Давида Бен-Гуриона и со снимками самолетов-вотуров, раскинувших, словно стальные птицы, свои крылья и верно стерегущих небо нашей страны, и досадно только, что папа и мама пока не разрешают повесить эти картинки, потому что гвозди портят побелку, но, если не считать картинок, которые и вправду малость портят, его комната чиста и прибрана, все на своих местах, и это такая комната, что и вправду могла бы служить примером для других ребят, если б они сюда заходили.

А улица эта тихая, в сущности, крохотный перекресток. Всего-навсего шесть домов, там всегда тихо, пока Ханна Цитрин не начинает хулить Господа.

И домик Мумика довольно тихий. У папы и мамы друзей немного, в сущности, у них вообще нет друзей, кроме, понятное дело, Беллы, к которой мама заходит по субботам после обеда, когда отец сидит в майке у окна и смотрит на улицу, и, понятно, кроме тети Итки и дяди Шимека, которые дважды в год приезжают на целую неделю, и тогда все меняется. Они другие люди. Похожи скорее на Беллу. И хотя у Итки на руке номер, они ходят в рестораны, в театр и к Джигану и Шумахеру, и всегда так громко смеются, что мать отворачивается от них и быстро целует пальцы и кладет их на лоб, и Итка говорит: что тут такого, Гизла, разве нельзя малость посмеяться, и мама улыбается глупой улыбкой, будто ее застали врасплох, и говорит: нет, совсем наоборот, смейтесь, смейтесь, я просто так, это ведь не помешает. Итка и Шимек вдобавок еще играют в карты и ходят на море, и Шимек даже умеет плавать. Однажды они целый месяц проплавали на шикарном корабле «Ерушалаим», потому что у Шимека большой гараж в Нетании, и он прекрасно умеет надувать налоговое ведомство, пся крев, только то нехорошо, что у них не получается детей, потому что Итка делала всякие научные эксперименты, когда была Там.