Опасный поцелуй

– Ну… Я ходил агитировать, а Пит остановил меня. Он хотел посоветоваться, как ему снова сблизиться со своей семьей. Он осознавал, что является для них большим разочарованием, и пытался изменить ситуацию.

– И что ты ему сказал?

– Чтобы он уезжал из города. Никто не хочет, чтобы он опять появлялся здесь.

Глава 16

В кабинете сенатора штата Люсинды Хаббл на верхней полке стояла коллекция масок. Президентов представляли Джонсон, Никсон, Картер, Рейган, Буш и Клинтон; от губернаторов Техаса там были Джордж В. Буш, Энн Ричарде, Марк Уайт, Билл Клеменс и Дольф Бриске. Все они ухмылялись, напоминая обезглавленных клоунов. Резиновая кожа без опоры изнутри провисала; их рты с фальшивыми губами были полуоткрыты, изображая что-то между радостной улыбкой и застывшей гримасой. Была у Люсинды и собственная маска, дополненная фирменным пышным париком и очками в голубой оправе.

Уит приехал несколько минут назад, в начале пятого. Домоправительница, серый строгий вьетнамский воробушек, сообщила, что Фейс нет дома, Люсинда говорит по телефону, а сам он, если не возражает, может подождать в кабинете сенатора, а заодно чем-нибудь перекусить и выпить. Столы в кухне и гостиной ломились от стоявших там всевозможных блюд – салатов и пирогов – принесенных соседями, представительницами церкви и местной элиты демократической партии. Но на похороны пришли всего несколько человек – они стояли кучкой и сочувственно кивали, испытывая неловкость.

Уит подумал, что, видимо, правда о Пите постепенно просачивалась наружу, словно шипящий воздух через маленькую дырочку в воздушном шарике. Фейс обратилась к нему, вероятно пытаясь проконтролировать возможные последствия. Что могут сказать Люсинде ее избиратели? Как жаль, что ваш сын погиб? Как жаль, что он закончил так плохо? Демократы в гостиной выглядели раздраженными. Уит последовал за домоправительницей и, усевшись в кресло, принялся изучать кабинет.

Ниже выстроенных в ряд резиновых масок стоял старый игральный автомат, пускавший шарики, которые, скатываясь, должны были попадать в лузы; он назывался «Большой транжира», и на нем был изображен жирный котище, разбрасывающий банкноты восторженной толпе мужчин и женщин, одетых в стиле 20-х годов. На видном месте, позади письменного стола, стояли в рамках пожелтевшие от времени сертификаты медсестры, принадлежавшие хозяйке. На стене висел ряд фотографий: Люсинда Хаббл с президентом Бушем, с президентом Клинтоном, с Уилли Нельсоном и Энн Ричарде, с целым взводом техасских знаменитостей. На всех снимках Люсинда радости держала большой палец вверх, словно отмечала таким образом очередное успешное достижение.

Этот кабинет, учитывая, что его хозяйка была политиком, действовал слишком расслабляюще. Такой уютный, располагающий к дружеской беседе. Здесь сенатор могла встретиться с простым народом и продемонстрировать, что она добрая и милая, совсем своя.

Он не увидел фотографий ее сыновей. Только пара снимков Фейс и Сэма, да и то очень официальные – такие дарят на Рождество в золоченых рамках. Фейс торжественно улыбалась, словно она только что сдала последний экзамен на диплом аудитора. Сэм выглядел так, будто минуту назад покинул заседание Национального почетного общества: серьезный, скучный очкарик. Идеальный внук политика. В этом смысле оба сына Люсинды не оправдали ее надежд.

В углу находился небольшой музыкальный центр, из которого лилась мягкая фортепьянная мелодия. Уит подошел к стереосистеме и взял коробку от игравшего сейчас компакт-диска. Бах, «Гольдберг-вариации» в исполнении Гленна Гульда.

– Я нахожу в музыке Баха большую поддержку, – сказала появившаяся в дверях Люсинда Хаббл. Она выглядела опустошенной и усталой. На ней была выцветшая оливково-зеленая кофта на пуговицах и старая военная форма цвета хаки, как будто она только что перебирала книги в библиотеке или пересаживала на клумбу зимние анютины глазки.

– Здравствуете, сенатор, – сказал Уит. – Мне очень жаль Пита.

– Спасибо, дорогой. – Она прокашлялась и поднесла к глазам дорогой платок с монограммой. – Я уже почти все слезы выплакала. Прости, что заставила тебя ждать, но По телефону звонили губернатор и его жена. – Она произнесла это с едва уловимым оттенком превосходства.

Люсинда подошла к Уиту и стала рядом, перебирая пальцами невидимые клавиши.

– Ты слышал исполнение Гульда? Он так шумно дышит и мурлычет что-то во время своей игры. Все это здание, которое Гульд тщательно выстраивает, перебирая ноту за нотой, где каждая является ключевым кирпичиком, как и каждый удар по клавише и каждая пауза, выверено до мелочей. Но, тем не менее, даже это не может выразить ту страсть, которую он испытывает по отношению к музыке. – Она выключила проигрыватель.

– Это великолепно, – согласился Уит.

– Пит ненавидел классическую музыку, – задумчиво произнесла Люсинда. – Он ненавидел все, чего коснулась талантливая рука.

Сенатор жестом указала Уиту на стул по другую сторону письменного стола, а сама устроилась в тяжелом кожаном кресле напротив.