Постепенно, словно из тумана, начали проступать детали вчерашнего вечера. Вспомнилось хмурое лицо незнакомца… Позвольте - как же его зовут? «В.А.» Но не вспоминалось… Да, кажется, у него ушла жена Больше Аксенчук ничего вспомнить не мог. Он посмотрел на будильник и… замер от ужаса - первый час дня. Опоздал на работу! Но, вскочив с постели, он вспомнил об увольнении. В гудящей с похмелья голове зашевелились тяжелые мысли о жизни: что же теперь с ним будет.
Окаемов позвонил в два часа. В этот день работы в театре не было, и Окаемов отпросился у начальника гаража.
- Как чувствуете себя, Николай Евгеньевич? Небось ругаете меня?
- Ну что вы? Это я должен просить у вас извинения.
- Тогда, может, мы не будем разводить дипломатию и поступим как истинно русские люди - возьмем и опохмелимся? А?
- Я не прочь. Только…
- Я звоню из автомата возле вашего дома и у меня кармане есть все, что надо. Могу я зайти к вам?
- Конечно, заходите! - Аксенчук искренне обрадовался возможности снова отстранить от себя тяжелое раздумье о будушем.
Окаемов был совсем не таким, как вчера. Он оживленно болтал и без конца говорил о счастливой судьбе, сведшей его вчера с Аксенчуком.
- После ухода жены, - весело говорил он, - сегодня я первый день чувствую себя человеком. Как, оказывается, важно иметь возможность поделится своим горем! Верно? - Аксенчук кивнул головой. - Я взял отпуск - просто не представлял себе, как в таком состоянии буду работать, как смотреть в глаза коллегам. А сегодня все это мне уже не кажется страшным. Спасибо вам, Николай Евгеньевич, от всего сердца!
- За что? - смущенно спросил Аксенчук.
- Как - за что? За то, что вы есть на земле и взяли в свое доброе сердце часть моего горя.
- Да я сам…
- Не спорьте, не спорьте! - Окаемов умышленно не дал Аксенчуку говорить, считая, что время для его исповеди еще не настало. - Мы поедем теперь за город. А к вечеру вернемся. Ведь сегодня суббота, и я приглашаю вас в «Гранд-отель». Согласны?
- Я-то с удовольствием, но…
- Простите, Николай Евгеньевич, за прямоту. Затруднение с деньгами? Забудьте. Тысячи две у меня в кармане и шестнадцать - на книжке. Были приготовлены на «Победу», но теперь семейные поездки на «Победе» отменяются! В общем, никаких разговоров! Поехали!
Целый день они в нанятом Окаемовым такси разъезжали по дачным местам. Обедали на озере в ресторане «Поплавок». По предложению Окаемова за обедом не пили.
- Побережем силы для вечера, - сказал он.
После обеда они часок поспали в сосновом лесу, а затем смотрели соревнование яхт. В город вернулись к девяти часам вечера, на квартире Аксенчука побрились и отправились в ресторан.
Все столики были заняты, но Окаемов переговорил с метрдотелем, и столик мгновенно нашелся…
Осмотревшись, Аксенчук обнаружил, что за соседним столиком пируют бросившие его друзья. Он сделал вид, будто не узнает их.
В этот вечер Окаемов узнал от Аксенчука все, узнал даже о легкомысленной девушке, сменившей Аксенчука на сына художника и сидящей сейчас в компании за соседним столом. Выслушав его исповедь, Окаемов положил свою холодную руку на руку Аксенчука и сказал:
- Вчера вы утешили меня. Теперь я буду утешать вас. Есть сильное слово - месть. И мы начнем с этих расфуфыренных индюков. - Он кивнул на соседний столик.
Заиграл оркестр. Окаемов встал, подмигнул Аксенчуку и, подойдя к соседнему столику, пригласил танцевать ту самую девушку. В течение всего танца они о чем-то оживленно разговаривали. Следующий танец Окаемов снова танцевал с ней. А затем девушка пересела за их стол и попросила извинения у Аксенчука…
Утром Аксенчук проснулся дома, снова не помня, как он оказался в своей постели. Повернув тяжелую, точно налитую свинцом голову, он увидел Окаемова, который сидел за столом и что-то писал.
- С добрым утром, коллега, - сухо, почти сердито произнес Окаемов.
И Аксенчук почувствовал себя виноватым.
- Не умею я пить, как вы, - сказал он.
- Наука не хитрая, а главное - не обязательная. - Окаемов встал из-за стола и потянулся: - Вставайте, нам нужно поговорить…
Аксенчук одевался, посматривая на своего друга: сегодня он был совсем не таким, как в первую встречу и как вчера. Его сегодняшняя сухая деловитость чем-то тревожила. Аксенчук быстро оделся, и они сели за стол.
- Я все время думал о вас, Николай Евгеньевич… - начал Окаемов. - Я дружбу представляю себе как нечто действенное и помогающее жить людям, которые дружат. Застольная дружба - дым, не больше. Так вот… Вы, надеюсь, понимаете, что означает для вас увольнение из такого института, как ваш, да еще со скверной характеристикой… (Аксенчук опустил голову.) Я хочу устроить вас на работу в наш институт. Конечно, наш институт не столь значительный, как ваш, но, мне кажется, сейчас вам не стоит быть разборчивым. Директор нашего института - мой приятель. Дайте мне ваши документы, и я сейчас же поеду к нему.
- Но сегодня воскресенье, - напомнил Аксенчук.
- Именно. С таким делом к директору надо являться на дачу, а не в кабинет, где с ним и пяти минут спокойно не дадут поговорить.
- И вы думаете, может что-нибудь получиться?