Придурковатый Пашка будто понял: так же незаметно, как и появился, исчез.
– Горе мое, – вздохнула старуха. – И за что мне такой крест!
Дуся сто раз слышала эти жалобы старухи на судьбу, знала, что, собственно, жалуется она так, по привычке, сына своего любит, жалеет: чтобы был он при ней, в присмотре, выписала его сюда из родной деревни, где тот жил после возвращения из госпиталя. Поэтому на слова старухи Дуся не обратила внимания. А та продолжала ворчать:
– Родимец его побери, только карты легли как след… Зря не веришь.
Дуся заулыбалась:
– В век космоса, и карты? Что ты, тетя? Мы ракету на Луну послали, а ты с гаданием.
– А мне и невдомек, что ты к Луне причастна, – съязвила Степанида.
– Так что там на картах-то было? Что на сердце-то? – засмеялась Дуся.
– На сердце опять же казенный дом, – успокоила Степанида.
– А чем дело кончилось?
– Собственными хлопотами.
– Вот видишь, чепуха какая! Собственными хлопотами! Уж я ль не хлопочу, а он на меня и не смотрит.
Старуха задумалась, пожевала губами:
– Приворожила бы я ево к тебе, да не дано мне этого. Гадать могу, от боли любой вылечу, потому с докторами была запросто, как вот с тобой… Взять хочь бы малярию – лютая болесть… Их двенадцать разных маляриев-то: ходячая и лежачая, видимая и невидимая…
– Ну на кой мне знать, какая бывает малярия, скажи, пожалуйста! Ты мне насчет Алеши Шаврова что-нибудь присоветуй.
Степанида бросила на нее мрачный взгляд.
– Не нравится мне это… Какая-то ты ровно ошалелая. Девка – сахар-рафинад, всем взяла, и что тебе в Алешке Шаврове? Свет на нем клином сошелся, што ль?
Дуся пригорюнилась, шепнула:
– Сердцу не прикажешь, нравится он мне.
– О жисти думать надо бы, – рассердилась тетка. – Пора ведь.
– О жизни и думаю…
– Ну и что с того? Знаю я его, Шаврова-то твоево: крутой характер, наплачешься ты с ним. Он захочет по-своему, а ты – по-своему.
– Уж я с ним как-нибудь управилась бы.
– Степанида-а-а! – послышался голос Зинаиды Савельевны. – Куда ты пропала? Ведь сгорит все…
– Иду, иду, тут я, – отозвалась Степанида, обратилась к девушке: – Ты, Дусенька, погоди капельку, мигом возвернусь.
– Ладно уж, – согласилась Дуся и, как только старушка скрылась за дверью, вынула из сумочки помаду, пудру, зеркало и принялась за туалет, напевая:
Помолчала, подумала о чем-то своем и снова:
Задумчиво повторила:
– Все меняет раз и навсегда! Если бы так…
– Дуся, Евдокия Александровна! – у входа на веранду, сжимая под мышкой портфель, появился Михеев.
– Как вам не стыдно, напугали. – Дуся и в самом деле несколько оторопела от неожиданности. – Не думала, что вы станете за мной шпионить, Семен Сидорович.
– Да что вы! – ужаснулся парень. – Просто сердце по вас покою не дает.
– Нашли место для деликатного разговора! – закапризничала девушка.
– Так пойдемте отсюда, машина за углом, посажу вас в кабину, а сам – за руль.
– Машина… – Дуся язвительно рассмеялась. – Служебный грузовик приспособили… Самый подходящий для меня экипаж!
– Я ж говорю, в кабину вас посажу, – забормотал смущенный Семен. – И какие у вас тут дела?
– Степанида – моя тетка по маминой линии. Забыли?
– Да, помню. Только все равно она осколок прошлого. Заморочит вам голову ворожбой, глупостями разными.
Услышав шаги, Дуся испуганно сказала:
– Сюда идут! Подождите возле машины…
– А гулять со мной пойдете? – допытывался парень, пятясь к двери.
– Пойду, пойду, – она спешила отделаться от него.
Степанида торопливо вынырнула на веранду, распаренная, встрепанная.
– Задала она мне жару. А все ты с твоим Алешкой Шавровым виновата. Давай-ка палец, посмотрю. Што с ним?
– Пустяки, на рояле в клубе упражнялась, вот суставчик и распух. Пройдет.
Старуха выпрямилась, сердито посмотрела на племянницу, покачала головой:
– На роялах, скажи ты… Чем Алешу Шаврова взять вздумала! Настырная ты у меня, Дуська. Как што задумаешь, вынь да положь, а по-твоему штоб было. – Схватила палец, зашептала над ним.
– Да брось ты, право, – рассмеялась Дуся.
– Зря не веришь, – обиделась старуха. – Сейчас пройдет, вот увидишь. Это у меня быстро. Ну иди, а то сам сейчас приедет, а у нас ничего еще не готово.
Дуся чмокнула тетку в щеку и выскочила на улицу, повернула за угол – у грузовика нервно курил Семен Михеев, судорожно прижимая к себе осточертевший ему портфель.
Аня появилась на веранде приодетая, причесанная, в других туфлях.
– Виталия здесь не было? – спросила она.
Степанида с досадой махнула рукой:
– Как не быть, вон по саду концы дает, глазищами зыркает.
– И за что вы его невзлюбили, – с досадой сказала Аня, но старуха, ничего не ответив, скрылась в комнатах. Девушка подошла к двери в садик, крикнула: – Виталий! Где ты?