С поезда сошел человек, рослый, какой-то нескладный; одет в поношенный дешевенький костюм и яловые сапоги, на голове – старая кепка, низко надвинутая на лоб. Глаза закрывали темные очки в простой жестяной оправе. Все имущество этого человека составлял небольшой деревянный чемодан, с отполированными временем боками. Прибывший прошелся по перрону, постоял в очереди к окошку, сдал на оформление документы и отошёл в сторонку. Потоптавшись некоторое время, пошел в справочное бюро – поезд, с которым он предполагал отбыть в Польшу, скоро отходил. Приезжий поспешил в зал, где таможенники производили досмотр вещей. С нетерпением следил, как медленно продвигается очередь. Настала наконец минута, когда и он со своим чемоданом подошел к столу таможенника. Досмотр занял две-три минуты: кроме пары белья, полотенца и зубной щетки, в чемодане ничего не было. Работник таможни отодвинул чемодан и с нескрываемым подозрением посмотрел на стоявшего перед ним человека.
– Придется произвести личный досмотр, – произнес он, поджав губы.
– Це не можно, я протестую против обыска, это есть унижение моего достоинства, – пассажир начал нервничать. – Я есть поляк, возвращаюсь на родину, вы не имеете права…
– Имеем право, – перебил его таможенник. – Досмотр на границе принят во всем мире. Но раз вы возражаете, давайте пройдем к начальнику и там решим этот вопрос.
Не глядя на пассажира, таможенник направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Нескладный гражданин нерешительно потоптался на месте, потом взял свой видавший виды чемодан и пошел вслед за ним. Поднялись на площадку второго этажа, свернули в коридор. Нескладный увалень настороженно озирался: вокруг никого не было, коридор был определенно пуст. У одной из дверей таможенник постучал, услышав «можно», сделал знак следовавшему с ним гражданину пройти вперед – таможенник попался вежливый. Гражданин в темных очках рванул на себя дверь, шагнул в большую светлую комнату и в тот же миг почувствовал, как его крепко схватили за руки. Он отшатнулся назад, напряг все мускулы – напрасно. Повел глазами – два офицера-пограничника стояли по бокам, и в ту же минуту увидел, как откуда-то сзади появились солдаты с автоматами и выстроились у двери. Из-за стола поднялся подполковник Шелест.
– Обыскать его! – приказал он.
– Я есть поляк, я защищал Россию, сражался с Гитлером, – бурно запротестовал пассажир, – я есть раненый на фронте…
Шелест холодно перебил:
– Мы вынуждены задержать вас. Будет дано указание – немедленно отправим вас в Польшу, а сейчас… Уведите его, – приказал он.
Его вывели на улицу и посадили в автомобиль, с обеих сторон сидели пограничники. Это были капитаны Кропоткин и Клюев. Машина промчалась по улицам Красногорска и свернула в сторону, к небольшому полевому аэродрому. В конце взлетной полосы стоял готовый к отлету самолет. Автомобиль остановился, задержанному предложили выйти. Подошел майор Спорышев.
– Принимайте задержанного, товарищ майор, – сказал ему капитан Клюев. – Вот его документы.
– Хорошо. – Спорышев подошел к задержанному и быстрым движением сорвал с него темные очки. Посмотрел в выцветшие серые глаза – в них ненависть и страх.
Задыхаясь, задержанный опять начал шумно протестовать.
– Прекратите ломать комедию, – брезгливо сказал Спорышев. – Поднимайтесь по трапу в кабину, – и подтолкнул его к самолету. У открытой дверцы пассажирской кабины показался еще один мужчина, молодой, с военной выправкой.
– Быстрее! – приказал он задержанному.
Спорышев поднялся в самолет вслед за ним. Дверца захлопнулась. Пограничники отошли к автомобилю, и прежде чем покинуть аэродром, подождали, пока моторы самолета взвыли и он после короткого разбега поднялся в воздух.
Снова машина промчалась улицами Красногорска, теперь уже по направлению к вокзалу. Офицеры выскочили из автомобиля и быстро поднялись в кабинет начальника пограничного контрольно-пропускного пункта. Подполковник Шелест тотчас по телефону доложил полковнику Соколову: операция прошла удачно.
Ветер разогнал тучи над Москвой, и в окна нежарким теплом, золотистым светом вливалось солнце. Оно как бы издевалось над ним, задержанным. Там, на вокзале в Красногорске, он с вожделением смотрел на заветную дверь, ведущую на перрон: за ней были успех и свобода, надо было суметь лишь сделать несколько последних шагов. Увы, он не сумел их сделать, не смог перешагнуть порог той двухстворчатой двери. И теперь его привезли в Москву, на площадь Дзержинского.
Через несколько часов его вызвали на первый допрос. Исподлобья озираясь, он вошел в кабинет. За столом сидел тот самый человек, который встретил его на борту самолета в Красногорске и сопровождал в Москву. Задержанный уже знал: имя этого человека – капитан Пчелин, так называл его другой сопровождавший, майор Спорышев.
Капитан жестом пригласил садиться, оторвался от бумаг, которые просматривал, пододвинул к себе бланк протокола допроса.
– Ваше имя, фамилия? – он с явным любопытством посмотрел на того, кто сидел теперь перед ним, опустив глаза.
На мгновенье подняв голову, тот неохотно ответил: