Опасность заводит 2

Уже пошел третий день. Она подходила к пределу и чувствовала просто-напросто физическую потребность выбраться из четырех стен. Она обстучала каждую из них, высказала в камеру над дверью накопившиеся претензии, высчитала шагами площадь, пролистала все прошлогодние журналы, что нашлись под кроватью. И она устала от тишины. И от мигающего телевизора, который подвесили под потолком и завели, словно музыкальную шкатулку, на постоянный повтор одной мелодии.

Показывали фотографии. Сперва Анна старательно отворачивалась, но ко второму дню взгляд все настойчивее возвращался к экрану. Она узнавала некоторые изображения. Лица, места… Папка Марка оказалась очень толстой. И она начинала растворяться во всем этом. Запутываться. На трех фотках был Хотов. Вот он на размытом снимке, который сделали с очень большого расстояния и который не примет ни один суд, на подземной парковке о чем-то говорит с Марком. И следом он на кухне дешевого мотеля с простреленным животом и потухшими глазами. Третье фото из морга. Всего лишь одна история, одна кровавая подробность…, а кадры мелькали часами. А потом повторялись. И снова, и снова.

Зачем физическое воздействие, когда человек изматывается так легко и действенно. От нее хотят ответов или Костюм занялся ее перевоспитанием? Если так, то не сработало, Анна набрела на совсем противоположные мысли. Она подумала о тщетности. И о замкнутости, пусть и чуть шире этой комнаты и позволяющей иногда прогуляться на целый год к другим берегам, но все же настойчиво требующей погасить обратный билет. Все чаще она возвращалась мыслями к Максиму. Как легко затянуть его в этот бесконечный водоворот? И как простить себе такое…

Вновь нечаянно наткнулась на экран. На групповом снимке стояли Север, Нечетный и еще двое мужчин, головы которых были перечеркнуты красными крестами. Анна отвернулась и спрятала голову под подушку. Вскоре она заснула, но даже во сне не забыла тревогу. Она увидела Максима, прикованного ко стулу, вокруг которого кружил Костюм с ворохом бумаг в руках. Листы один за другим падали и окрашивались в кроваво-красный, как только касались пола. Буквально набухали, впитывая, как губка. Костюм гадко улыбался и глядел на нее с прищуром. И выжидал, невидимый секундомер отсчитывал последние мгновения до страшного, обещание которого удушливым липким ароматов разлилось в воздухе. Анна боялась смотреть, боялась отвернуться, боялась моргнуть… Она должна была что-то сделать, чтобы остановить его, но вместо этого только судорожно отмеряла про себя оставшиеся секунды затишья.

Из неприятного сновидения ее вырвало прикосновение. Кто-то дотронулся до плеча и легонько сжал. Она резко вскочила и натолкнулась на кромешную темноту.

— Я включу свет.

Марк?

— Сейчас, — он нащупал светильник у изголовья и щелкнул переключателем.

Следом сел на край кровати, быстрым и отточенным движением расстегнув пиджак.

— Здравствуй, — Марк впился в нее глазами, пытаясь понять, в каком она состоянии.

И Анна не смогла ничего поделать с собой, ее рука сама скользнула к нему и жадно впилась в его ладонь. Чужое тепло, чужое присутствие… Она спрятала лицо в подушку, будто сделала что-то постыдное, и замолчала, стараясь унять нахлынувшие эмоции. Она боялась, что случится еще один день этой пытки. Хотя бы небольшая передышка, ей бы только выдохнуть.

— Анна?

Его рука накрыла ее голову и мягко провела, успокаивая. Он почувствовал отклик и осмелел, сгреб за плечи и притянул ее к себе, усадив рядом.

— Три дня, Марк.

Она зачем-то хотела оправдаться.

— Знаю, — он провел широкой ладонью по ее плечам. — Я не смог раньше, я пытался…

— Ты надолго?

— Останусь до утра.

Вот оно, она рада… Она безгранично рада. Боящемуся темноты подарили ночник, и пусть та же рука сперва выкрутила все лампочки в доме.

— Если ты не выгонишь раньше, — он расщедрился на улыбку-усмешку.

Она вдруг заметила белое свечение на его щеке, и, подняв взгляд, угадала помехи на экране телевизора.

— Чудеса, — протянула она.

— Камера тоже отключена.

— Ты им веришь?

— Я верю вот этому, — он достал из кармана брюк продолговатый предмет, который, судя по всему, как-то воздействовал на технику.

— Может у тебя и телефон с собой?

— Нет, телефон забрали.

Марк огляделся по сторонам, оценивая обстановку. И Анна подумала, что надо выбираться из-под его рук. И отпускать свои, которыми нервно впилась в его спину.

— Здесь душно.

— Немного, — согласилась она и кивнула.

Или не надо? Ведь он всего лишь сошел с экрана, он и не отпускал ее все эти дни.

— Как Север?

— В порядке, — Марк говорил немного отрешенно, будто параллельно думал о другом, и его въедливое внимание привлек телевизор. — Беспокоится о тебе. Но волнение ему на пользу, он тогда горы сворачивает.

— Понятно, значит тебе на руку, что я здесь.