Опасность предельного уровня

Алан проявлял нетерпение. Потявкивал не грозно, но басовито и откровенно призывно. Хозяина звал, требовал, чтобы тот вышел кормить его. Но Урусхан опять ошибся. Дверь открылась, и он положил палец на спусковой крючок, но снова вышла женщина. Спустилась с крыльца, сунула в кастрюлю палец, проверяя температуру. И только после этого позвала Ахмата. Ахмат откликнулся из глубины дома. Урусхан услышал его голос.

Но внезапно перед снайпером возникла дилемма – когда стрелять? Раньше он планировал выстрелить, когда Ахмат поставит кастрюлю перед собакой. Наклонится, и в это время выстрелить. Сейчас же подумалось, что получится нехорошо. Как ни суди, а Ахмат долго был верным соратником и не однажды подвергал опасности свою жизнь ради общего дела. Можно сказать, плечом к плечу с Урусханом стоял. Застрелишь его там, кто знает, как поведет себя собака при виде крови. Собака-то такая... Зверь, не простая овчарка... Почувствует кровь и чего доброго... Кроме того, даже если убитого не тронет, то уж точно беду почувствует и никого близко к телу не подпустит. Долго подпускать не будет, и жена Ахмата с псом не справится.

Нет, стрелять надо раньше... Урусхан пожалел Ахмата и от этого почувствовал себя лучше, ощутил некий прилив самоуважения, наступивший после благородного, с его точки зрения, решения.

Ахмат вышел на террасу с чашкой чая в руке. Поставил чашку на перила и потер спину. У него и раньше, помнится, спина побаливала. А сейчас погода сыроватая, осенняя, немудрено на сквозняке спину простудить. Беречь себя надо...

На эту спину, прямо на поясницу, и навел Урусхан прицел. Несколько секунд смотрел не дыша. Потом поднял его по позвоночному столбу до уровня лопаток. Когда пуля перебивает позвоночник – человек уже не жилец... Это ничуть не хуже выстрела в сердце. И попасть в позвоночник ничуть не сложнее, чем в сердце, если не легче. Большинство людей считает, что сердце находится у человека в левом боку. Но снайперу положено знать, что это неправда. Сердце только прослушивается в левом боку. А находится оно почти в середине груди. И влево смещено совсем немного. Но при умении, перебив позвоночник, можно попасть в сердце. Нужно только, чтобы Ахмат чуть боком повернулся, вот так...

Но Ахмат шагнул вперед. И как раз в это время Урусхан выстрелил. Он хорошо увидел в прицел, как разлилась кровь по домашнему пиджаку Ахмата. Сразу в большом количестве. Должно быть, какой-то крупный кровеносный сосуд задел. Однако Ахмат сразу не упал. Он сумел даже повернуться и посмотреть. И смотрел он, Урусхан был уверен в этом, именно в слуховое окна чердака, откуда в него стреляли. И только после этого стал медленно оседать на дощатый пол террасы. И так медленно оседал, что Урусхан успел выстрелить еще раз. Теперь в грудь... Этот выстрел оказался более удачным и сразу свалил и сломал ментовского капитана.

Выстрелов слышно не было. У «винтореза» хороший глушитель. И жена Ахмата не сразу все поняла. Она видела, как муж вышел, видела, как шагнул к ней, а потом упал... Может быть, когда Ахмат оборачивался, она видела и кровавое пятно, расплывающееся по спине... И только через минуту она шагнула к телу, остановилась на половине пути, потому что и второе пятно увидела, на груди, и вскинула руки...

Будь у Урусхана еще патроны, он выстрелил бы и в нее, чтобы не мучилась женщина. Тяжело ей будет одной четверых детей воспитывать...

Наконец, женщина закричала. Из дома выбежал откуда-то взявшийся там еще один мент, сразу вытащил пистолет и тоже посмотрел в сторону чердачного слухового окна.

Урусхан понял, что ему пора уходить, потому что и для мента у него не нашлось лишнего патрона. Он неторопливо вытащил из внутреннего кармана камуфлированной куртки идеально белый носовой платок, настолько белый, что в темноте чердака казалось, будто платок сияет, и вытер пот со лба. Несмотря на внешнее хладнокровие, Урусхан волновался, и на лбу выступила испарина. И начал неторопливо разбирать винтовку, чтобы уложить ее в «дипломат». Каждое движение его было выверенным и спокойным. Создавалось впечатление, что Урусхан любуется своим поведением и вообще очень собой доволен...

И никто бы в этот момент не посмел подумать, что перед ним человек с отклонениями в психике. И происходило это, наверное, потому, что Урусхан сейчас не перед кем-то изображал то, что привык изображать, чтобы выжить, а изображал нечто для самого себя. И это выглядело совсем иначе, чем тот Урусхан, которого знали все, включая Джабраила Алхазурова...

2

Самая большая проблема для любого, кто сядет в шкаф на относительно длительное время, – это удержаться и не чихнуть, хотя чихнуть хочется невыносимо. Пыль здесь копилась на протяжении нескольких лет, улеглась добротными увесистыми слоями, и теперь, когда ее пошевелили и снаружи, и внутри, возмутилась, и, как следствие такого возмущения, проявила защитную реакцию. То есть стала забираться в нос и в рот. Пришлось основательно, до боли тереть себе двумя пальцами нос в самом основании прямого носового хряща, чтобы не чихнуть. А чихнуть хотелось все равно.