Опасность

Стараясь не шуметь, я поднялся на второй этаж и притормозил у дверей четвертой квартиры. Рука моя потянулась уже к кнопке заграничного музыкального звонка (настраивался на четыре мелодии, по выбору хозяина, производство Финляндии; я сам бы купил такой, будь у меня лишних полсотни долларов). Однако я вовремя заметил, что дверь прилегает к косяку неплотно. Стало быть, не заперто. Следовательно… Мной овладели нехорошие предчувствия. Может, бредихинская халупа и не нуждалась в дверном замке, но здесь-то незапертая дверь выглядела более чем странно. Как сигнал бедствия или как неуклюжая ловушка. Примем за основу версию номер один, решил я, вынимая свой «Макаров» и радуясь оттого, что после встречи с очкастым и толстяком я успел-таки пополнить свой боекомплект. И раз, и два, и… Если я не прав, хозяин меня, надеюсь, простит.

И три! Вперед, Макс!

Я распахнул дверь, в прыжке преодолел коротенький коридорчик и очутился в комнате, которая мне немедленно что-то напомнила. Вот именно: жилище убиенного физика Фролова на улице Алексея Толстого. Здесь, как и там, следы былой роскоши разбросаны были по комнате в невероятном и оскорбительном для вещей беспорядке. Сам хозяин, разумеется, извинил бы меня за неожиданное вторжение, если был бы жив. Но что-то мне подсказывало: пожилой человек, надежно привязанный к своему креслу, едва ли просто заснул. В такой позе, увы, не спят.

Каргина, увиденная мной в доме на Новой Басманной, отличалась от того, что я вчера лишь наблюдал в доме на улице Алексея Толстого, только одним, зато крайне существенным обстоятельством — количеством посетителей. Вчера на месте происшествия нас было полным-полно: я, майор Окунь, эксперты Сережи Некрасова, сам Сережа и плюс невидимые милиционеры, долдонившие на кухне насчет пуговиц желтого металла или чего-то наподобие.

Сейчас же нас было только двое. А если считать покойника — то трое.

Крепкий блондинчик, обернувшийся на шум, увидел сначала дуло моего пистолета и только потом — меня самого. И пистолет блондинчику не понравился гораздо больше, чем я. По крайней мере, смотрел он именно на дуло, когда сам, не дожидаясь моей команды, стал медленно поднимать руки.

— За что же ты его так? — укоризненно спросил я. — Старших надо уважать, а не наоборот…

Когда застаешь человека на месте преступления и это преступление — убийство при отягчающих обстоятельствах, самое лучшее, что можно делать, — это болтать какие-нибудь угрожающие киношные глупости. То есть выпускать пар и давить в себе мерзкое желание устроить немедленный самосуд. В духе СМЕРШа первых лет войны. Шпион? Получи пулю между глаз. По такому идиотскому правилу и работали в ту пору эти бравые ребята. Сколько народу покрошили тогда — никто и не считал. Сколько же из них было настоящих шпионов? Спросите что полегче.

— Я не виноват… — проговорил блондинчик. — Я тут… случайно зашел, честное слово! Вижу, дверь открыта…

Произнося эти слова, он одновременно двигался в сторону спинки кресла с покойником. Довольно-таки технично двигался, почти незаметно. Слишком технично для случайного прохожего.

— Замри! — сказал я, когда блондинчику уже показалось, будто он вот-вот спрячется от моего «Макарова». — Одно движение — и я стреляю.

Блондинчик послушно замер. И правильно. Это был один из тех случаев, когда лучше не спорить.

— Стреляю я неважно, — развил я блондинчику свою мысль. — Хочу, например, попасть в плечо, а попадаю в живот. Хочу попасть в руку — попадаю почему-то в сердце…

Дурацкая эта присказка обычно работала вполне эффективно. Но сегодня, вероятно, был какой-то особо невезучий день. Потому что за моей спиной веселый голос сообщил:

— Зато я стреляю отлично. И если уж хочу попасть в затылок — непременно попадаю почему-то в затылок… Ну, бросай свою «пушку». Медленно, медленно… Вот так. А ты подними… Раззява, куда же твои глаза глядели?

— Он так неожиданно заскочил, — разнылся блондинчик, нагибаясь, чтобы подобрать мой пистолет. Я с трудом удержался, чтобы не дать ему пинка. Но удержался. Потому что при наличии второго пистолета за спиной этот акробатический этюд мог бы стать для меня последним. Проклятье! Если бы сейчас проводились отборочные соревнования по кретинизму, то я первым вышел бы в финал. Ну почему, интересно, я не сообразил, что киллеров может быть двое? Отчего не догадался, что один, вероятно, после удачного убийства преспокойно удалился в туалет. А когда я начал бузить, преспокойно вернулся… Поэтому раззява — это именно я, а никакой не блондинчик.

Чья-то рука сзади деловито обхлопала мои карманы и, пренебрегая бумажником, извлекла мое многострадальное удостоверение. Затем в поле моего зрения появился, наконец, и сам киллер номер 2. Был он тоже блондином, хотя и не таким ярким. Самое запоминающееся в нем было — длинные руки. Как у питекантропа или примата. В одной длинной руке номер второй держал «беретту», а в другой — мою эмбээровскую книжицу.