Опасное задание. Конец атамана

И однажды наступила расплата. Их было четверо из таможенной охраны, а Махмут один. Они укрылись за валунами на крутяке. Все же Махмут решил не сдаваться. Темнело. Густевший сумрак прошивали выстрелы. Пули то мягко шлепались в кусочек песчаной осыпи, то щелкали о камни, выбивая светящиеся кнуты. Закрапал дождь, и опустилась черная, будто подоткнутая со всех сторон кошмой, ночь. Махмут, отстреливаясь, ползком добрался до коня, сорвал с него седло с притороченным к нему товаром, — не бросать же, захлестнул коню под репицу волосяной колючий аркан, стеганул лошадь, а сам в сторонку за валун.

Таможенники кинулись за убегавшей лошадью. Да разве догонишь сразу обезумевшего от страха коня. А Махмут взвалил на плечи седло, стиснул зубы и пошел. Всю ночь он шел, пошатывался и слабел. На рассвете увидел небольшую русскую деревушку, добрел до нее и свалился у крайней избы с прогнившей тесовой крышей.

Вскоре возле него остановились двое.

— Гляди, Токаш!

— Э, да его подстрелили!

— Бери под коленки, понесем в избу.

— Догадываешься, кто он?

— Ясно. Контрабандист.

Эти двое были: скрывающийся от царских ищеек большевик Василий Рощенко и его друг — защитник казахской бедноты Токаш Бокин, невысокий крепыш с бровями в одну черту и золотистым загаром на обветренных щеках.

Уже на следующий день Василий Рощенко, увидев в руках у Махмута истрепанную донельзя книжонку, удивленно спросил:

— Ты, парень, оказывается, грамотный?

Махмут приподнялся на постели. Он был еще очень слаб от потери крови, у него все еще кружилась голова.

— Немного грамоту знаю, — и, вздохнув, добавил. — Шибко хорошая книга. Уй, какая хорошая.

— А ну, покажь.

Махмут никогда не видел, чтобы так неудержимо, до икоты, до слез, которые бы залили лицо, мог смеяться человек.

А Рощенко вскоре и дышать уже не мог: вытрет слезы, справится с приступом смеха, поглядит на Махмута и начинает хохотать пуще прежнего.

— Никак пятки тебе гость щекочет? — спросил его вошедший с улицы в комнату Токаш.

— Нелегальную литературу я тут обнаружил. Наш Махмут-то, оказывается, читать любит. Вот, погляди, чем увлекается! Говорит, шибко хорошая книга, умная книга.

Теперь пришла очередь смеяться Токашу. Теперь и у него, как до этого у Рощенко, на глаза навертывались веселые слезы.

В тот же вечер Токаш прочел наизусть Махмуту кое-что из стихов Ильяса Джансугурова и Сакена Сейфуллина. Василий Рощенко достал с полки тоненькую книжицу — то был Некрасов — и вслух прочел ее лежавшему на сколоченном из досок топчане молодому контрабандисту.

Нечасто выпадают встречи, которые, как разорвавшийся снаряд, круто меняют все. И все начинается для человека как бы заново — вся жизнь.

Для Махмута эта встреча с Василием Рощенко и Токашем оказалась именно такой. Через полгода он уже не мог вспомнить без улыбки, как по первому знаку Митьки Кошеля пробирался потайными тропами за кордон, как мечтал о таком же, как у Митьки, толстенном перстне с нашлепкой. По совершенно новым, неизвестным до этого Махмуту дорогам повели его Токаш с Василием. Иные распахнули они перед ним дали, иные давали читать книги. И немного непонятный Рокомболь вскоре окончательно выветрился из головы вместе с Митькой Кошелем.

И если иногда все же они вспоминались, то ничего, кроме веселой усмешки, такие воспоминания у Махмута не вызывали; даже казалось, будто не было в его жизни ни Рокомболя, ни Митьки.

— Где будем ночевать? — этим вопросом Думский, как клином, рубанул по прошлому. Махмут вздрогнул.

«Эх, не вовремя окликнул Савва».

Прошлое всегда приводило Махмута к Айслу. Сейчас он тоже думал о ней. Если бы Айслу не была дочерью Токсамбая, если бы у нее был другой отец, с которым можно было договориться и о калыме, и обо всем остальном… Айслу, гибкая, как молодая джида, горячая, как пламя костра…

— Где будем ночевать, — повторил вопрос Думский.

Махмут привстал на стременах, огляделся. Гуще темнота, еще ниже опустилось над головой небо. Его подперли, как стены, расходившиеся в стороны иззубренные вершины двух хребтов.

— Скоро заночуем, — и Махмут повел отряд дальше. В отряде всего тридцать сабель, тридцать отважных бойцов, готовых пожертвовать собой, если будет нужно. Это очень мало и очень много в то же время. Неприметный с виду плосколицый Саттар Куанышпаев был тридцать первым. Он держался в середине отряда.

Последний переход

До границы было рукой подать. Переночевали в глубоком логу, до краев заросшем чингилем и осотом. Когда собрались двигаться дальше, Куанышпаев неожиданно застонал, схватился за живот и побежал к кустам. Вернулся оттуда, лег на траву и, поджав ноги, заохал.

— Чего с тобой, Саттар? — подскочил к нему Думский.

— Живот. Кишки совсем дырявые стали. Лежать надо.

— Нельзя лежать. Ты же понимаешь.

Куанышпаев попытался подняться, но едва разогнул колени, как тут же обессиленно улегся на прежнее место.

— Чего же будем делать-то? — озадаченно вскинул плечи Думский.

Саттар вытащил из-за пазухи тряпицу. В ней какой-то белый порошок.

— Лекарство буду пить, а то совсем помру. Без меня идите. Тут подожду. Обратно побежите, заберете.