– Обязательно покажу, а как же! Буквально завтра-послезавтра… Я ведь должен еще со Славкой проконсультироваться. Я – не начальник, он – начальник, ему и решать. Есть там нечто… ну, мягко говоря, крепко сомнительное, а вот стоит это вытаскивать на божий свет или нет, это уж он сам должен решить, понимаешь?
– Угу, – глухо ответил генерал. – А я не помогу? Я ведь – поближе.
– Ну, во-первых, субординация, за несоблюдение коей виноватый подвергается экзекуции. А во-вторых, я думаю, он сам тебе скажет. Спасибо за заботу… Да, и еще. Здесь у нас, по моим сведениям, появились некие личности, как говорил мне еще в Москве Вячеслав, объявленные в федеральный розыск. Алексей Кириллович, не мое, конечно, дело, но ты бы обратил внимание? Народ-то в станице волнуется. Не нравятся им эти деятели с Кавказа, кем-то основательно пригретые. Так прямо и говорят. Ну да ладно, это уж точно не мои дела.
– Хорошо, я обращу внимание, – ответил Привалов, и Турецкий различил наконец в его голосе явный холодок недовольства… А может, и плохо скрытой угрозы.
«Ну что, уважаемый Александр Борисович? – ехидно обратился к Турецкому его воображаемый оппонент. – Доволен? Вспугнул Хищника? Вызвал огонь на себя? Отвлечь внимание захотел? Очень благородно с твоей стороны. Но благородство-то – к чему?»
«А к тому, – ответил Турецкий оппоненту, – что активизация действий генерала точно укажет на его прямую причастность к совершенным здесь преступлениям… И на своих чеченцев ему тоже пришлось отреагировать. По идее, должен был бы обрадоваться: наконец-то поймаем! А он очень неохотно принял известие. С подтекстом: мол, опять этот Турецкий! Пора от него избавиться. И команда от него последует более решительная. Ну, а общая печаль по поводу трагического происшествия в станице Ивановской отвлечет на какое-то время внимание от грозящей ему министерской проверки. А что будет дальше – одному Богу известно. Вот и получится, что он снова в выигрыше…»
Турецкий продолжал размышлять по поводу этой проверки. Значит, не так уж и бесполезен был разговор Кости с министром. Ну, а как иначе должно было случиться? Не кидаться же арестовывать начальника ГУВД? Это значит, снова расписаться в том, что органы основательно прогнили, как их ни укрепляй…
И еще вопрос: стоит ли сейчас Славку тревожить своими размышлениями? Вряд ли. Филя – на месте. Остальное – будем поглядеть, как заметил какой-то остряк.
Но вот только теперь уже надо держать ухо востро. «Страшилки» всякие кончились. Начинается «мужская игра», стартовавшая однажды тем, что какой-то пчеловод обиделся на соседа… ну и так далее, покатилось, понеслось. И вот к чему пришли. Приплыли – прямо по картине Репина, как говорила Нинка, «английская дочка» своего настырного папы, которому все неймется. Во всех смыслах…
Соскучился. Ирку, что ли, отправить к ней? Самому неизвестно, когда еще удастся навестить привилегированный британский колледж, а дочь не торопится к родителям: новое поколение, родители – все дальше от своих детей, чем прежде. Вот и получается, что радость вроде бы общая, а жизнь у каждого – своя…
Однако надо пробираться домой. Без ноутбука. А там выходить, широко зевая, во двор, на улицу, громко клеймить надоевшую жару и медленно идти к магазину, чтобы купить что-нибудь на обед. И незаметно оглядываться, приветливо здороваясь со встречными станичниками. Не забыть бы еще внимательно осмотреть машину – на предмет обнаружения всяких ненужных «неожиданностей». Ведь команда этим «убивцам» может теперь последовать в любую минуту…
Или он все-таки преувеличивает?.. Может быть, но обезопаситься, тем не менее, нужно…
Глава десятая
Жестокая развязка
Привалова встревожила фраза Турецкого о том, что сыщики вместо профессионализма – так надо было понимать – проявили пустое усердие. А что такое усердие в расследованиях, никому объяснять не надо. Другими словами, он намекнул, прозрачно так, что обнаружил те документы, которые тщетно разыскивали остолопы из уголовного розыска. И документы эти… да, конечно, чрезвычайно интересны, только кому? Не желал бы постороннего интереса генерал Привалов.