— Да, возражаю.
Она бросила на него гневный взгляд и побежала прочь по коридору отеля. Он не торопился. Его злость была приятной, справедливой — и она не имела никакого отношения к Клементине. Войдя в спальню, она закрыла за собой дверь и бросилась на кровать. Он открыл дверь пинком.
— Убирайся, — сказала она, спуская ноги с кровати.
— Я тоже здесь сплю, киса.
— Я сказала — убирайся.
Он не двинулся с места.
— Знаешь, Сергей, в чем твоя проблема?
— В чем же, интересно?
— Ты — шовинист. Ты живешь в другом веке, причем явно не в прошлом.
Он мрачно посмотрел на нее:
— Да, киса. Знаешь, у моего предка, жившего в шестнадцатом веке, было пятнадцать жен — по паре на каждый день недели. Ему легко удавалось держать их при себе — но я думаю, что он просто не встречал таких женщин, как ты.
Наверное, Сергей хотел сделать ей комплимент, но он затерялся на фоне слов о пятнадцати женах. Клементине захотелось встать с кровати, потому что так она чувствовала себя слишком уязвимой. Иногда он ее поражал — не своими умениями, хотя и это было важно, но своей невероятной мужественностью, и теперь она не знала, как справиться со своими чувствами. Она знала, что может сказать «нет», и Сергей ее не тронет. Но «нет» никак не шло у нее с языка, и им ничего не оставалось, кроме как заняться любовью.
Сергей никогда в жизни еще не испытывал такого сильного желания. Желания овладеть Клементиной.
Его отец вел себя точно так же с его матерью. Постоянные сцены, хлопанье дверьми, крики, драмы. В детстве он боялся этого, а став взрослым, старался избежать судьбы отца — великой страсти, разрушенной в мгновение ока. И теперь он не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось достичь теплого, нежного центра ее тела, забыться внутри ее и не чувствовать ничего, кроме наслаждения, с этой женщиной, которая вызывала в нем столь сильные чувства. Но когда он начал целовать ее, их поцелуи становились все глубже, все медленнее, словно желая продлить то время, которое им осталось провести вместе. В них не было ни необузданности, ни сумасшедшей страсти — и Сергей понял, с чем он так упорно боролся.
Не с Клементиной. И не со своим прошлым.
С самим собой.
Он был способен на то, на что боялся оказаться совершенно неспособным. На настоящую любовь — глубокую и верную. Он думал, что способен лишь на страсть, которую опасался принять за настоящее чувство. Но в глубине души он желал и того, и другого — страстной, но в то же время искренней и верной любви.
Сергей снял резинку с волос Клементины и запустил пальцы в тяжелые шелковистые волосы. Ее руки начали нежно ласкать его шею, плечи, спину — легко, как перышко. Она целовала его так, будто хотела насытиться им, а потом прижалась к нему и произнесла его имя.
— Какая ты красивая, — шептал он, не в силах отвести от нее глаз. — Никогда в жизни не видел девушки прекраснее.
Ее глаза наполнились слезами. Сергей прижался губами к ее глазам, ловя слезинки языком.
— Милая Клементина, — бормотал он, убыстряя ритм своих движений.
Она подняла бедра, принимая его внутрь себя, запрокинув голову, и он застонал от наслаждения, стрелой пронзившего его тело. Но этого было мало, и он овладел ею еще два раза, впитывая в себя тепло ее тела, запах ее кожи — до тех пор, пока она не обессилела.
Клементина сделала резкий вдох, не понимая, почему после самого лучшего секса в ее жизни ей не хватает воздуха. Вдохнув столько, сколько смогла, она повернулась к Сергею, лежавшему с закрытыми глазами и тяжело дышавшему. На его коже блестели капли пота. Он был нежным, страстным и ласковым — именно о таком сексе она мечтала. Только он не любил ее и не собирался любить. Он относился к ней точно так же, как к женщинам, которые были у него до нее и которые, возможно, будут после нее. Она просто приняла его нежность за чувства, которых он не испытывал к ней.
Сергей повернулся на бок, и их взгляды встретились. Ее охватило отчаяние, и из глаз полились слезы, которые она больше не могла сдерживать. Сергей привлек ее к себе и крепко обнял, но его объятия не приносили ей утешения — они лишь напоминали ей о том, что она потеряла.
— Не плачь, милая Клементина, не плачь, — бормотал он.
Но эти слова были бессмысленны. Ничего не изменится — рано или поздно все закончится, и она останется с разбитым сердцем.
— В чем дело?
— Не хочу, чтобы все закончилось, — зарыдала она, не в силах больше скрывать свои настоящие чувства.
Сергей сжал ее лицо руками:
— Ничего не закончилось. Я с тобой, слышишь?
Клементина позволила себе поверить его словам еще на несколько минут. Она боялась ответить «Но ты меня не любишь», потому что следующая фраза — «А ведь я так сильно люблю тебя» — разрушила бы все, что у них осталось. Она не могла сказать ему о своей любви, если он не мог ничем ответить ей. Вместо этого она слушала, как он напевает ей что-то по-русски, гладя ее по спине. Наконец ее рыдания стихли, и она улеглась рядом с ним. Она долго так лежала, пока по его глубокому и ровному дыханию не поняла, что он уснул. Не было еще и девяти, но Клементине казалось, что прошла целая вечность.