Опаньки! Нецензурный роман. Часть первая

Венецианский спритц лучше всего всё-таки взбалтывать в шейкере: сначала Апероль со льдом, потом долить швепсовской содовой, прихлебнуть, чтоб почувствовать крепость, а уже потом наливать туда ледяной брют — охлаждённый не до 11 градусов Цельсия, а до 5–6. Вообще коктейли надо миксовать самому. Редко какой бармен так хорошо чует спиртные напитки, как сам алкоголик. Какое счастье, что я алкоголик!

Так думал Савва. Жутко захотелось поссать — упавшее давление отпустило жидкость.

* * *

Черные лакированные лабутены. На платформе. Примерно 40–41 размера. Они остановились около самого саввиного носа. Слегка пнули его носком в нос. Савва открыл глаза. Он сначала рассмотрел шикарные, но неудобные туфли на красной подошве с каблуком сантиметров в 12. “Испанский сапожок. Косточки и варикоз в одном флаконе,” — подумалось Савве. Потом отличные чулки, должно быть Wolford. Красное пальто с какими-то чёрными кружевами, подстёжкаиз баргузинов. В соболях Савва разбирался. Он любил меха и ненавидел экологов. Потом очень красивую и ухоженную rima pudendi — редко когда Савве удавалось разглядеть столь аккуратные и нежные большие половые губы, чуть приоткрытые, и просвечивающую сквозь влажную щель здоровую тёмно-розовую плоть. Потом был крепкий животик с чудесным пупком, роскошные стоячие сиськи 4D с острыми вишнёвыми сосками, а над всем этим — развратно-озорные бутылочно-зеленые глаза, светло-каштановые волосы и игривая красный то ли куколь, то ли дизайнерский головной убор, похожий на крылатый Cornes монахинь Ордена Святого Викентия де Поля, известных также как Дочери милосердия. Пальто Савва тоже узнал. Крылья Cornes, они же рога, были одного оттенка с божественным пальто. И Савва узнал пальто. Это было Passage #5, последнее гениальное творение Джона Гальяно для Дома Диор, из которого его так некрасиво выпездовали. Савва вспомнил, как Оля Шерер дефилировала в нём на подиуме в Париже, и он так хотел выебать красавицу из Белоруссии. Но потом от расстройства из-за Гальяно так нажрался, что стал звонить Анне Винтур и плакать в трубку, и умолять вернуть всё назад, потому что Диор без Гальяно осиротел, как Шанель потом осиротела без Лагерфельда. От этого пальто ему стало хорошо, и он почувствовал половое влечение. Ему нравилось и пальто, и причинное место. Захотелось завалить тётю на пол, задрать полу пальто и прямо так её оприходовать.

Савва буквально в трясучке от вожделения соображал, как же посподручней её приспособить, но вот как? Полтела парализовано, он ему уже стало ясно. Скорее всего, инсульт его долбанул. С инсультом можно и нужно сношаться, половое возбуждение обеспечивает кровоток в мозгах. Чем больше совокупляешься, тем скорее восстанавливаешься.

Но как-то всё странно. Откуда она здесь? Вроде не призрак, пнула же Лабутаном его в шнобель чувствительно. И пахнет хорошими духами? Что это? Ксерджофф, Вторая Александрия? Да, она самая. Больше мужской запах. И пальто чем-то роскошно пахнет? Похоже, меховая подкладка ароматизирована “Хубилай-ханом” от Сержа Лютенса. А причинное место надушено японской сливой от Тома Форда. “Любимые мои ароматы, — подумал Савва, ибо нутро уловило флюиды возбуждённой женщины из паха и заставило волноваться. — Интересно, осталась ли на мне шанелевская “Сикомора”, или теперь я говном с блевотиной воняю? Это сексуально только для копрофагов.”

Запах здоровой свежей вагины подействовал на Савву жовиально. Вомероназальные рецепторы уже не только ухватили флюиды паховых гормонов, но и передали сигнал в лимб, а оттуда — прямиком в пещеристое тело, которое стало наливаться дурной кровью. Но ведь я же её придумал, откуда она взялась?

— Из Парижа, чай, только?

— У тебя уже встал.

— Это с надеждой вопрос?

— Это утверждение. Думаешь, откуда я взялась?

— О-оо?

— Ты со мной трахаешься уже чёрт знает сколько, но ты хоть имя мне дал?

— Не помню. Пардон. Экскюзе муа, силь ву пле.

— Недолго тебе осталось. Подохнешь здесь.

— Позови на помощь.

— Как? Я же виртуалка. Я существую только для тебя.

— Господа попроси.

— Где я и где Господь?

— Тебе лучше знать.

— Нет, тебе лучше. Ты ж меня придумал. А тебя придумал Господь. Я существо третьего порядка, ты второго, Господь высшего. Мы не пересекаемся. Наверно. Ничего не известно с точностью.

— Меня кондрашка хватила.

— Это не точно. Как хватила, так и отпустит. Выживешь, если сейчас кончишь.

— Это из стишка: ебись всегда, ебись везде?

— Это воля к жизни. Если ты сдохнешь, то и твоё творение сдохнет вместе с тобой. Поэтому позволь-ка я расстегну твои штаны и…

— Пока не забыл! Если сдохну, скажи маме, что я завещал поменять кухню Strato на Gullo, как у Бурбонов. У них очень красиво. И медная посуда с лужением.

* * *