Опальный принц

— Я попытаюсь, Эмилио, — сказала она упавшим голосом. — Но очень сомневаюсь, что это мне удастся. Заставить этого ребенка что-нибудь проглотить — настоящая пытка.

— Это необходимо, — сказал Призрак.

Мама продолжала покачивать головой, а Призрак добавил:

— Ты говоришь, что ребенок глотает еду с трудом, но он не закашлялся, не подавился, не ощутил позыва к рвоте, когда…

— Нет, ничего такого не было, — решительно сказала Мама. — Когда я на него посмотрела, он был весь красный — но никаких позывов, никакого кашля.

Призрак постучал несколько раз концом ручки по зеленой клеенке стола.

— Странно, — сказал он и пристально, в упор посмотрел на Кико. — Этот мальчик — предпоследний, верно?

— Да.

— А сколько самому младшему?

— Младшая — девочка, Кристина.

— Все равно, сколько ей сейчас?

— Год.

Призрак чертил замысловатый рисунок на промокашке, и губы его приоткрылись в улыбке. Кико спросил:

— Ты рисуешь поезд?

— Вот именно, — ответил Призрак. — Это поезд.

И добавил:

— Таким образом, в течение двух с половиной лет этот был в семье всеобщим любимчиком, верно?

— Скажем, так.

Над головой Призрака была картинка с множеством отрезанных голов, и в углу надпись: «Медицинский факультет, 1939 — 1945». Левее — календарь, на котором была нарисована колыбель с младенцем, рядом стоял старик с бородой, а с другой стороны — задумчивый, коричневый в пятнах, пес. Призрак продолжал улыбаться. Мама спросила:

— Ты тоже будешь твердить мне об этих дурацких комплексах?

— Не в этом дело, но всем нам больно отходить на второй план, можешь не сомневаться.

— Опальный принц?

— Вот именно, — сказал Призрак. — Ты выразилась точно. И это не выдумки. Эта теория — не плод досужей фантазии. Ребенок, который в течение нескольких лет привык быть в центре внимания, утратив это положение, не может смириться, он борется, он пытается опять обратить внимание на себя.

Мама скептически прищурилась:

— И для этого глотает гвоздь?

— Или говорит, что проглотил.

Мама потеряла терпение:

— Слушай, Эмилио, мальчик был рядом со мной, и я уверяю тебя, что практически была свидетелем этой сцены. Можно сказать, я видела это собственными глазами.

Призрак улыбнулся.

— Глупышка, — сказал он и взял мамину руку в свои. — Из своего опыта мне известно, что бывают опальные принцы, которые притворяются хромыми, убегают из дому или вырываются от няни и мчатся через дорогу. А все для того, чтобы привлечь к себе внимание, которое несколько месяцев назад уделяли им безо всяких усилий с их стороны. Не скажу, что это психическое заболевание, но симптомы похожи. В таких случаях надо действовать с исключительным тактом, чтобы переход совершился незаметно. Не стану утверждать, будто мы столкнулись именно с таким случаем, но при просвечивании гвоздь не обнаруживается, и это крайне странно.

Мама приняла руку и поднялась, словно сердясь на Призрака.

— Знаешь, Эмилио, с тех пор как я вышла замуж, я только и делаю, что развенчиваю принцев, и впервые один из них мне в отместку решил проглотить гвоздь.

Призрак тоже встал и улыбался, блестя золотой коронкой.

— Ты нервничаешь, дурочка, и это понятно, — сказал он.— Прими меры предосторожности, о которых я говорил, следи за стулом и держи меня в курсе.

Мама спускалась по мраморной лестнице, твердо постукивая каблуками. Кико шел вниз, держась за ее руку и на каждой ступеньке приставляя одну ногу к другой. На первой площадке он остановился и поднял белокурую головку.

— Доктор вынул гвоздь у меня из животика? — спросил он.

— Конечно, — ответила Мама. — А теперь, чтобы совсем поправиться, ты должен есть спаржу.

Кико сдвинул брови.

— Спаржу? — переспросил он. — Фу, какая гадость!

Увенсеслао, скинув фуражку, открыл перед ними дверцу. Мама откинулась на спинку заднего сиденья и взяла мальчика на руки. На секунду лицо ее омрачилось. Она пощупала его штанишки.

— Ты описался, Кико, — сказала она, и глаза ее посуровели.

— Немножко, — испуганно признал мальчик.

Но Мама подавила недовольство и великодушно улыбнулась.

— Домой, — сказала она шоферу.

И потом добавила, прижав Кико к меховому пальто:

— Это от испуга, правда, малыш? Но ты больше не будешь. Теперь ты тихонько посидишь с мамой и завтра будешь здоров.

Кико прижался белокурой головкой к маминой груди и улыбнулся.

— Ага, — повторил он, — теперь я тихонько посижу и завтра буду здоров, правда, мама?

8 часов вечера

Мама с величавой небрежностью скинула пальто и отдала его Виторе, а та спросила:

— Что сказал доктор, сеньора?

— Что его не видно.

— Чего не видно?

— Какие ты глупости спрашиваешь! Гвоздя, чего же еще.

— Ой, да как же можно его увидеть, если мальчик его проглотил?

— При просвечивании, конечно.

Витора округлила глаза и рот, но ничего не сказала. Она повесила пальто в шкаф и вернулась к мальчику. Снимая с него пальтишко и капор, она приговаривала:

— Поди сюда, разбойник, да ты хуже любого разбойника, прямо наказание какое-то, боже, что за ребенок. С ним страху не оберешься.