Опальные

Вся усадебная площадь, версты три в окружности, была обнесена кругом сплошным бревенчатым забором. Единственным в нем входом служили дубовые ворота с башенкой и с такой же иконой св. Георгия Победоносца, как и на воротах талычевских палат в Москве. Кроме главного господского дома с людскими избами, с большим плодовым садом и огородами, на усадебной площади были расположены всевозможные хозяйственные постройки: поварня, медоварня, винокурня, конюшня с кузницей и дворы скотный, птичий и сокольничий. Господский дом состоял, собственно говоря, из нескольких строений в три, в два и в одно жилье, возведенных в разное время, но соединенных между собой крытыми переходами. Срединное здание, в три жилья, с вышкой, имело крыльцо на столбиках и с прорезными перилами, а на наружных стенах здания и на ставнях окон были намалеваны доморощенным художником — нельзя сказать, чтобы очень уж искусно — разные звери, птицы и растения. К тому же некогда яркие краски успели значительно выцвесть и кое-где облупиться. Тем не менее, благодаря именно этой своеобразной живописи, здание выделялось довольно выгодно среди окружающих некрашеных строений и составляло немалую гордость всех талычевцев.

Наши мальчики, не желая быть замеченными, из садовой калитки не направились, конечно, к главному крыльцу, а шмыгнули в одно из боковых крылечек, откуда рядом переходов пробрались затем и в молельню.

Молельня, иначе "крестовая палата", была настолько обширна, что в ней в особых случаях совершались общие молебствия и для всех домочадцев. Обыкновенно же она служила только для утренних и вечерних молитв самому боярину.

В глубине молельни виднелся иконостас, задернутый по железному пруту зеленой шелковой пеленой с вышитым на ней золотым крестом. Когда при общих молебствиях пелена эта отдергивалась, то в верхнем поясе иконостаса являлись, по бокам Животворящего Креста, вделанные в стену два больших, старинного письма образа Богоматери и Апостола Иоанна Богослова, в нижнем же поясе — изображения двенадцати Страстей Христовых.

С средины сводчатого потолка, расписанного в виде исходящих из центра золотых лучей, спускалась длинная рука, держащая золоченую деревянную люстру. На люстре было двенадцать подсвечников, и под каждым подсвечником было подвешено по деревянной птичке с распростертыми крылышками, так что при всяком движении воздуха эти птички порхали точно живые.

Когда-то, даже во время торжественного богослужения, порхающие птички не в меру развлекали маленьких боярчонков.

Теперь оба они без оглядки подошли к "книгохранилищу" — "вальящетому" (резному), орехового дерева поставцу. Боярину и в голову не могло прийти, что кто-либо осмелится без его разрешения заглянуть в поставец, а потому ключ не был вынут из замка. При всем своем легкомыслии, Юрий не без тайного трепета повернул ключ в замке.

В поставце оказалось три полки. На двух верхних были размешены в строгом порядке книги печатные и писанные в переплетах из свиной кожи, на нижней лежали аккуратными же пачками рукописи in folio и пергаментные свитки.

— Начнем подряд, — сказал Юрий, принимаясь за книги на верхней полке. — Да это никак все книги духовные…

Действительно, для человека, интересующегося вопросами религии, выбор был здесь довольно разнообразный: рядом с "Евангелием напрестольным", "Псалтирью", "Акафистами Богородичными" можно было найти и книги не богослужебные: "Житие Чудотворца Николая", "О Антихристе и о иных изрядных вещах", даже "Алкоран Махметов" в переводе с польского.

— Постой, Юрий, не тут ли? — сказал Илюша, обращаясь ко второй полке, и начал читать заглавные листы: — "Книга о ратном строе…", "Право, или Уставы воинские Галанской земли…", "Конский лечебник…", "Сокольничий Урядник". Вот он, значит, и есть!

— Покажи-ка сюда! — сказал Юрий и, выхватив у него книгу из рук, принялся ее перелистывать.

— Да дай же и мне взглянуть немножечко! — попросил наконец Илюша, глядевший ему через плечо.

— Нет, уж лучше я тебе что-нибудь прочитаю. Ну вот, слушай:

"И зело потеха сия полевая утешает сердца печальные и забавляет весельем радостным и веселить сия птичья добыча. Безмерно славна и хвальна кречатья добыча. Удивительна же и утешительна и челига[3] кречатья добыча. Красносмотрителен же и радостен высокова сокола лет. Премудра же челига соколья добыча и лет. Добровидна же и копцова добыча и лет. По сих доброутешна и приветлива правленых ястребов и челигов ястребьих ловля, к водам рыщение, ко птицам же доступание… Будете охочи, забавляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою, зело потешно и угодно и весело, да не одолеют вас кручины и печали всякие".

— Ведь вот как тут расписана птичья потеха! — прервал свое чтение Юрий. — Точно воочию видишь перед собой всех этих кречетов и соколов, ястребов и копчиков…

— Только не самих сокольников, — досказал Илюша. — Хоть бы одного-то сокольника раз увидеть во всем его уборе!

Юрию вспомнилось давешнее предложение Кирюшки, и он усмехнулся.

— А хочешь, я сейчас покажу тебе такого сокольника?

— Откуда ж ты возьмешь его?

— А вот в оружейной палате.