В сражении недолго бывают, но скоро от неприятеля начинают бежать; в это время их особо надо беречься, ибо на всём скаку метко стреляют они, оборотясь назад, тяжёлыми стрелами, а потом, все вдруг поворотясь, крепко нападают на врозь гонящихся неприятелей и вновь начинают жестокую битву. В ровном поле смелее битву составляют. Полки свои ставят в искривленную линию, чтобы пустить в неприятеля как можно больше стрел. В начале боя пускают стрелы как частый град, затмевая ими свет, а потом ударяют в сабли. В устроении бранном содержат дивный порядок: одному движению руки воеводы своего все как один повинуются. Если же потеряют в бою командира, то ни продолжать битву, ни отступить стройно не могут.
— Воеводы-то у них всё больше люди разумные и в воинском деле знаменитые — к таким много воинов сбегается, а от плохих, хотя и знатных, разбегается, — заметил Иван Васильевич. — Потому верят крымские люди своим воеводам и стоят они за них насмерть, более чем все другие народы.
— И у нас, государь боярин, такие есть! — воскликнул лежащий по другую сторону куста военный холоп.
— Есть и у нас, — согласился Иван Васильевич. — Ну, продолжай, батюшка.
— Если же сеча в тесном месте случится, то сего хитрого строя не употребляют, но скорее в бегство обращаются, потому что имеют мало броней, в которых можно было бы воздержать неприятеля, — прочёл поп.
— Теперь не то, — добавил боярин. — Буджакская орда у них лучше вооружена: почти все имеют шлемы, панцири или куяки. У хана крымского личный полк в тяжёлой броне, да янычары турецкие с ним ходят. Остальные тоже броню не за редкость почитают, особенно воины бывалые, только в лёгком набеге на себе её не таскают, а в седельные сумки складывают. Да ведь и мы в походе часто тяжёлую броню на подводах возим.
— В сидении на коне обычай у них стремена зело коротко подтягивать, чтобы, скорее и лучше на обе стороны поворачиваясь, из лука стрелять, — продолжал чтец. — Если же что упадет на землю, то, прямо на всём скаку с седла свесившись, поднимают упавшее. Также от копья или стрелы могут зело скоро чуть ли не под брюхо коня убраться, только одной рукой или ногой держась за седло. Пешими же никогда на войнах не бывают и пехоты не имеют.
Мужественны и смелы, до самой кончины бьются с неприятелем, один за другого умирая. Можно крымчака с коня сбить, искалечить и оружия лишить — а он руками, ногами, зубами и всеми членами, каким ни есть способом до последнего издыхания будет обороняться; видя смерть перед собой, такой только и мыслит, как бы неприятеля с собой взять.
— Милосердия они не знают, потому и злы, — добавил воевода.
— К взятию городов неспособны, ибо пушек не имеют и боятся их, по своей пословице: «Алтурпок — душайок!» — прочёл поп, а Иван Васильевич добавил, что зато с ханом турки ходят, очень к огненному делу способные и городоёмцы знаменитые.
— В диких полях путь свой по звёздам правят и по железной стрелке. Одеяния носят длинные, и в верхних одеждах мужи и жены мало имеют различий, только женщины белым платком голову повязывают. Все ходят в шапках, которые не снимают при поклоне. Живущие в городах и сёлах нижнюю одежду льняную имеют, а кочевники, шубу надев, не снимают, пока от ветхости не развалится. Девицы честные или царевны на людях платком лицо прикрывают, как итальянки.
— Сей обычай у них, видать, от генуэзцев и пошёл, — заметил Иван Васильевич, вновь переворачиваясь на спину.
— В трудные времена отсылают стариков и семьи свои в города, а сами в чужие страны войной идут, где, грады пожегши, села опустошивши, пленников нахватавши, остаток мечом и огнём потребивши, сами возможно скорей убегают. Елико стран опустошат — толико величайшим пространством государств своих хвалиться привыкли. Русь и Литву своей землей считают и дани там берут.
— Ныне этому конец! — подал голос воевода. — Побили двух наследников Батыевых, побьем и последнего. Не бывать более татарским поминкам с русской земли. Народ хоть и грабительный, и к чужим богатствам зело лакомый, однако придётся им эти грубые обычаи оставить, коли мы дорогу за Перекоп проложим.
— Да могут ли они жить-то без ограбления соседей? — спросил у воеводы поп. — Ведь мало что из богатств в Крыму остаётся, всё за море уходит в обмен на турецкий хлеб.
— Ишь, пожалел волка! — возмутились на святого отца воины. — Ты ещё предложи им рабов христианских оставить, которые у них по смерть свою пашню пашут и просо сеют, сами же с голоду помирают.