Опаляющий разум

— Надеюсь, вы помните, как нас провожали, — говорил биолог. — Бородатый академик произнёс трогательную речь. Борода у него была, как у меня теперь. Только вот здесь подстрижено вот так, а не так… Ну-с, затем выступал этот симпатичный дядька из комитета. Такой курносый симпатичный дядька…

— Как же, помню, — сказал доктор. — Он ещё говорил «парсек» вместо «парсек».

— Вот именно. Потом девушки, работавшие на космодроме, преподнесли нам полевые цветы. Потом…

— Мы помним, — перебил доктор. — Прекрасно помним. Что дальше?

— Трогательно, что напутственные речи хранятся в ваших сердцах, звездоплаватели, — язвительно сказал биолог. Он не любил, когда его перебивали. — Так вот, напрягите всю вашу фантазию, мобилизуйте всё ваше воображение — и вы не угадаете, что произойдёт при возвращении.

— Что же?

Это спросил физик. Мы не заметили, как он вошёл в обсерваторию.

— А вот что. Вы думаете, прошло полвека, на Земле другие люди, всё изменилось… Звездоплаватели, у вас нет ни капли фантазии! Мы приземлимся, и нас встретит тот же бородатый академик, отлично помнящий проводы и нисколько не изменившийся. И тот же курносый симпатичный дядька из комитета. И те же девушки… Представляете такую картину? Ну, как будто мы улетели на час или полтора — и вот вернулись.

Он торжествующе оглядел нас.

— Ладно, звездоплаватели, мне жаль вас. Поясню. Всё дело в наследственной памяти. Вы помните, как было накануне отлёта. Оставались последние шаги… За эти пятьдесят лет проблема наверняка решена.

— Ну и что? — спросил физик. — Что плохого, если сын художника станет, так сказать, наследственным художником?… Подождите, подождите, вы имеете в виду, что… ну, прогресс… что прогресс прекратится?

— Наследственная специализация, — задумчиво произнёс доктор. — Думаю, на Земле не хуже нас представляют всю сложность этой проблемы. С одной стороны, колоссальный выигрыш в обучении. С другой — какая-то цеховая специализация…

— Я сплю, звездоплаватели, — объявил биолог. — Вредно шевелить мозговыми извилинами при шестикратной перегрузке.

И он в самом деле заснул.

Через час пришёл инженер. Его трудно было узнать — он почернел, щёки ввалились, комбинезон висел мешком.

— Автоматы отключат двигатель, — сказал инженер. — Помните, товарищи, сразу наступит невесомость…

Странно, эти последние часы пролетели очень быстро. Может быть, потому, что мы снова были вместе.

Тяжесть исчезла внезапно. Распрямившиеся амортизаторы кресел мгновенно вытолкнули нас вверх, к потолку, и в тот же миг на почерневшем экране ярко вспыхнули звёздные огни.

Я больно ударился плечом о потолок. Кто-то заслонил экран, но Солнце я увидел сразу. Сначала Солнце, потом Венеру, Марс, даже Меркурий.

— Почему не видно Земли? — с раздражением спросил биолог. — Проклятый телескоп! Неужели Земля закрыта Солнцем?

Меня пропустили к экрану, и я показал, где должна быть Земля.

— Там же ничего нет… — неуверенно произнёс доктор. — Значит, ошибка?

— Какая может быть ошибка! — возразил физик. — Я дважды проверял расчёты… у себя, на своей машине. Земля должна быть здесь. Смотрите внимательнее!

Земли не было видно.

Я подобрался к пульту управления и выключил свет в обсерватории. Потом я снизил увеличение телескопа. Изображение сжалось, зато на экране появились Юпитер, Сатурн, Уран…

Я снова повернул регулятор. Большие планеты ушли за рамку экрана, а из темноты возникли три светлые точки: Меркурий, Венера, Марс.

— Земли нет, — сказал физик.

— Позвольте, как это… нет? — спросил доктор. Он обернулся к инженеру.

Тот ничего не ответил.

Я объяснил: увеличение предельное, расчёты не могут быть ошибочными — видим же мы все другие планеты. Доктор вдруг разозлился:

— Чепуха какая-то! Выходит, Земля исчезла?

Ему никто не ответил. Он настойчиво повторил:

— Давайте разберёмся!

— Послушайте, — сказал биолог. Голос у него был хриплый. — Неужели это… война? Война — и вот Земли нет. Совсем нет!

— Не спеши, Павел! — прервал его инженер, и я понял, что он уже думал об этом. — На Земле прошло почти пятьдесят лет. Мало ли что может быть! Например, изменили орбиту Земли.

— Когда мы улетали, шло разоружение, — сказал доктор.

— Ну и что? — возразил биолог. — Мог же возникнуть конфликт…

Доктор пожал плечами:

— Но ведь исчезла планета, поймите — сама планета! И Луны тоже нет.

— Прошло пятьдесят лет, — сказал биолог. — Вы же слышали. За это время всякое можно придумать…

Механически, плохо понимая, что делаю, я вернулся к своему креслу, пристегнул ремни. Сильно болело ушибленное плечо. Я вдруг перестал слышать разговор. Надвинулась темнота — слепящая, как при невыносимой перегрузке. Это длилось бесконечно долго. Потом я вновь обрёл способность думать. Я огляделся: все сидели в креслах, хотя тяжести по-прежнему не было. На экране вокруг Солнца светились три золотистые точки. Только три!

— Просто непостижимо, — говорил физик. — Вся Галактика на месте… И Солнце и планеты… А Земли нет!

Да, вся бесконечная Вселенная была на месте. Исчезла лишь ничтожная пылинка — Земля.

— Надо дать знать об этом…

Кажется, это сказал доктор.

— Кому?