– Олимпия, как я рад, что мы наконец уединились!
Судя по его прерывистому дыханию, девушка поняла, что он неимоверно волнуется и сказанные слова дались ему нелегко. Поэтому она мягко проговорила:
– Вы так неосмотрительны милорд, ведь сюда в любую минуту могут прийти гости.
– Ну и что же?
– Мне вовсе не хочется давать им пищу для разговоров. И полагаю, пока нам лучше держаться на должном расстоянии, – отстраняясь от него, холодно сказала Олимпия.
– Но до каких пор, Олимпия? – отчаяние звучало в его голосе.
– До конца сезона, дорогой Роджер, – быстро нашлась она, пытаясь успокоить пылкого кавалера.
– Почему вы всегда так холодны со мной? – граф Денби заглянул в бездонный омут ее глаз.
– Напротив, я к вам испытываю совсем иные чувства, нежели к другим.
– И какие же именно? Позвольте узнать, дорогая моя.
– Граф Денби, я выделяю вас среди остальных, по-моему, этого вполне достаточно.
– Ах, жестокосердная Диана! Что вы делаете со мной? – Роджер взял изящную руку Олимпии и приложил к своей груди.
Она мгновенно ощутила бешеное биение его сердца, которое, несомненно, волновалось. Но от любви ли? Быть может, это было вызвано чувством физической близости. Держа в крепких объятиях молодую особу, он все теснее прижимал ее к себе.
– Позвольте мне, милая, доказать вам свою любовь! – его рука ласкала спину Олимпии, а губы искали ее рот. – Как вы божественно прекрасны! Как соблазнительны! – нежно шептал граф в ее ушко. – Только отчего вас не сжигает этот огонь любви?
– Прошу вас, милорд, отпустите меня! Я задыхаюсь! – потребовала она, стремясь высвободиться из его объятий.
Похоже, он не слышал её. Приблизив свой рот к лицу девушки и обдав ее горячим дыханием, Роджер был полон желания насладиться ее губами. Страсть с такой силой овладела им, что он не мог более сдерживаться. Когда пламенный рот графа впился в холодные губы Олимпии, она даже не поняла, что случилось. Еще ни разу ни один мужчина не целовал ее. Имея немало воздыхателей, она держалась с ними высокомерно и не позволяла по отношению к себе никаких вольностей. Кроме простого целования рук дело дальше не шло. И потому такая смелость молодого человека, его наглость глубоко возмутила и уязвила ее гордость. Она же не легкомысленная девица, чтобы позволить малознакомому мужчине творить с ней, что ему вздумается!
Олимпия совершенно забыла, что частенько поощряла ухаживания Роджера и минуту назад она недвусмысленно сказала, что питает к нему особые чувства.
Невероятно обозленная такой дерзостью, Олимпия сначала хотела влепить графу звонкую пощечину, но чисто женское любопытство удержало ее. И она позволила ему поцеловать себя.
«Вероятно, пришло время познать науку любви, – мелькнуло у нее в голове. – Ведь у меня нет никакого опыта в любовных играх».
Между тем граф Денби, завладев ее губами, наслаждался их нежным ароматом. Олимпия замерла, с возрастающим интересом ожидая, что же будет дальше. Сначала она ничего не почувствовала, хотя его губы нежно и пылко ласкали ее. Когда же он, раскрыв ей рот, принялся исследовать его глубину, голова у нее невероятно закружилась. Язык Роджера совершал нападающие движения, ловя ее язык, и Олимпия нисколько не возражала против этих ласк, а быстро обвила свои руки вокруг его шеи. Слегка простонав от удовольствия, она раскрыла свои губы навстречу ищущему языку графа. Все больше погружаясь в поцелуй, Олимпия стремилась испить до конца любовный напиток, так восхваляемый поэтами, но поцелуй, к ее удивлению, неожиданно оборвался.
– Олимпия, я не могу показать вам в полной мере силу своей любви! – горящие глаза Роджера виновато смотрели на нее. – К сожалению, картинная галерея – не место для любовных игр. Я хочу, чтобы вы стонали под моими ласками.
– Я совсем не против, Роджер, – улыбнулась она.
Немного удивленный таким ответом, граф Денби как-то странно взглянул на неё. После чего нежно погладил рукой её лицо и, приблизив свой рот к её губам, ласкающе провел языком. Он пытался разжечь в ней ответный огонь, испепелявший его.
Затаив дыхание, Олимпия ждала. Ей хотелось вкусить гораздо большее, нечто волнующее, то, что делает девушку настоящей женщиной.
Роджер, бережно ласкавший ее губы, снова взял их в плен долгим и горячим поцелуем. Он все больше возбуждался, и дрожь бурно сотрясала его тело. Олимпия, впервые в жизни увидев мужскую страсть, пришла в ужас и мгновенно почувствовала к графу сильное отвращение, поднимавшееся из глубины души. Не чувствуя больше ничего, кроме брезгливости и разочарования, она оставалась в его руках совершенно холодной.
«Боже мой, что со мной? Неужели я не создана для любви?» Ей вдруг стало страшно за себя. Быть может, она уже никогда не встретит того, единственного и неповторимого, который способен разжечь в ней огонь любви.
Словно прочитав ее тайные мысли, Роджер внезапно понял, что его любовный пыл разбивается о каменное изваяние. Разомкнув объятия, он поспешно выпустил Олимпию.
Когда она встретилась с ним взглядом, он с огорчением проговорил: