Опаленная молодость

«Непонятно, как это получилось. То ли комбат не знал о распоряжении командира полка о перебазировании нашей батареи, то ли еще по каким причинам. Но когда я появился на огневых позициях, комбат Коляда приказал мне подняться на высоту, где был небольшой лесок, влезть на одну из сосен и наблюдать за немецкой линией обороны. Когда я стал подниматься на высоту, то услышал треск пулемета, и серия пуль пролетела на полметра ниже меня. Я ускорил бег и оказался в лесу на вершине высотки. Стоял жаркий солнечный день, обозревать немецкие позиции было затруднительно. Марево от солнца затрудняло видимость, так как солнце ослепляло, находясь на западе. Для немцев видимость была лучше: солнце было у них за спиной. Мне ничего не удалось заметить на берегу реки. Где была немецкая оборона. Я решил вернуться обратно. Зная, что местность хорошо видна немцам, я бегом преодолел открытое пространство и прибежал на основные позиции недалеко от пушек. Смотрю – на плацдарме лежит комбат, раненный в грудь, еле дышит. «Прощай, сержант! Я умираю», – сказал он.

Оказывается, когда я ушел в лес, комбат не мог знать, что наша огневая позиция просматривается с немецкой стороны. Не знал он также, что командир полка дал указание прекратить стрельбу, так как к вечеру предполагалось перемещение полка на другое место. Вопреки здравому смыслу комбат Коляда пренебрег мерами предосторожности и «напоролся» на снайпера уже во второй раз. Только на этот раз все окончилось трагически. Перед смертью, находясь в агонии, Николай Коляда просил меня написать его родителям в Елец. Он был единственным ребенком. Очень просил сообщить о своей смерти девушке Тане, студентке Московского автодорожного института, с которой он познакомился в Москве, когда в марте 1944 года ехал домой после ранения в отпуск. Он очень ее любил и высылал ей деньги.

Похоронили мы своего комбата на опушке леса на восточном берегу реки Вилии, в 8–10 километрах западнее Вильнюса» (9).

Здесь отец повторил ошибку. Было это восточнее Вильнюса. Но никак не западнее. Вильнюс еще не был освобожден нашими войсками, которые двигались с востока.

«Поставили памятник, наскоро соорудив его, как смогли. Память о Николае Федоровиче Коляде сохранилась у меня на всю жизнь» (9).