Опаленная молодость

Справка выдана для предоставления льгот семье по месту жительства.

Пом. нач. штаба капитан В. Новиков. Делопроизводитель ст. лейтенант Масленников. Печать полевой части 08672».

В этой справке для меня важна дата ее выдачи. Отец накануне операции «Багратион» получил краткосрочный 10-дневный отпуск как поощрение за то, что сумел справиться и с обязанностями и командира отделения разведки, и одновременно командира взвода управления артбатареи, замещая своего раненого товарища. Вот тогда-то он и съездил в родную деревню повидать родных. Об этом он пишет и в своих воспоминаниях. Сохранились еще два свидетельства тому. Первое – это письмо к нему его двоюродной племянницы из Черикова, присланное нам в Минск в 1990 году. В нем она вспоминает, как мой отец, вскоре после освобождения Черикова, дважды заходил к ее родным в Черикове – когда приехал в отпуск и когда возвращался на фронт. Еще отец вспоминает, что в день приезда в деревню попал на свадьбу. Я уточняла у его односельчан: это была первая свадьба после освобождения деревни. Михеенко Михаил Феоктистович, придя с фронта, женился на Лосевой Полине Мойсеевне.

Отец побеспокоился, чтобы его родные, перенесшие оккупацию, получали деньги за его орден. Его мать, сестра Анна и соседка с ребенком жили тогда в лесной землянке. Все жители его деревни были переселены кто в землянки, а кто в уцелевшие соседние деревни, поскольку в Журавле был развернут фронтовой госпиталь, куда привозили раненых с линии фронта, находившейся всего в 15 км западнее, на подступах к реке Проне. Деревенька отца была одной из немногих уцелевших на Чериковщине деревень. Ей повезло быть расположенной в стороне от дорог, по которым немцы отступали, – сжечь ее они просто не успели. Госпиталь стоял в деревне восемь долгих месяцев, до самого «Багратиона», сколько «стоял» фронт на Проне. Умерших в госпитале раненых хоронили на окраине деревни. Вот только могилы уроженцев Журавля, погибших на Проне, в большинстве своем неизвестны. Отец пришел домой, в Журавель, когда цвели сады…

И цветут – и это страшно —
На пожарищах сады.
Белым, белым, розоватым
Цветом землю облегли,

Словно выложили ватой
Раны черные земли.
Журавель. Труба без хаты,
Мертвый ельник невдали.

Где елушка, где макушка
Устояла от огня.
Пни, стволы торчат в окружку,
Как неровная стерня.
Ближе – серая церквушка
За оградой из плетня.

Кирпичи, столбы, солома,
Уцелевший угол дома,
Посреди села – дыра —
Бомба памяти дала.

(А. Т. Твардовский)

Из устных воспоминаний отца о его пребывании в отпуске на родине не могу не упомянуть его встречу с родным братом Степаном на шоссе по дороге к дому. А произошло это так. Отцу понадобилось явиться в районный военкомат в городе Черикове, что в 7 километрах от деревни Журавель. Зачем он ездил, он уже не помнил, но я предполагаю – чтобы сделать отметку в отпускном свидетельстве. На обратном пути он остановил попутный грузовик и взобрался в кузов, полный солдат. Когда показался знакомый перекресток с дорогой на Журавель, отец застучал по кабине и остановил машину. Каково же было его удивление, когда из кабины на костылях выбрался его старший брат Степан. Степан опирался на костыли, поскольку был без одной ноги, которую ему ампутировали в госпитале Орджоникидзе после тяжелого ранения. Узнав из сводок, что деревня Журавель уже освобождена, он настоял на выписке из госпиталя, чтобы поскорее вернуться к жене и четверым детям, пережившим оккупацию, о судьбе которых ничего не знал. Так оба брата-фронтовика встретились, обнялись и зашагали к родному дому. Представляю, как была рада увидеть и второго сына живым наша бабушка! Средний ее сын, Егор, самый любимый, был тогда еще жив, воевал, но в августе 1944-го, через полгода после описываемого события, он погиб. Где его могила – неизвестно до сих пор.

Вот как описывает мой отец эпизод пребывания в родной деревне в 1944 году. Не боюсь повториться в его рассказах, потому что он написал два варианта черновиков, и каждое слово из его черновиков для меня свято. Ведь он в них душу вложил.