Наконец-то из имперской столицы выбрались! Хоть и трех дней тут не пробыли, но мне эта столица уже вот уже где! Может, конечно, это у меня завышенные запросы, как интелы выражаются, и все такое — но уж какой есть. Не по мне это, когда люди в ошейниках, а в хозяевах отморозки.
Так что особой грусти от расставания как-то нет. Да и как тут загрустить, когда Анна рядом?
Линский с Дымком на пилотский местах, впереди. А нам с Анной кресла позади достались. Анна от плаща избавляется — и вид на мониторах я замечать перестал.
А она ко мне на плечо голову склоняет, прижимается теснее… а комбинезон этот на ней — действительно не толще слоя краски из распылителя… Хорошо, что в кресла в «Гарпии» не как на наших «Скатах», а европейские — большие, мягкие и с высокими спинками…
Только через пару минут я взмолился.
— Анна, — шепчу, еле от ее губ оторвавшись. — Лучше не надо… Я голову теряю, и…
Но она только улыбается — и снова меня целует. В глаза заглядывает — и мне на грудь голову опускает, а ловкие пальчики уже пряжку ремня теребят. И еще ниже ко мне склоняется…
Тут я даже шептать перестал. Только губы кусал, чтобы Линского с Дымком не смущать. Глаза закрыл, и лишь пальцы в ее шелковых волосах купал…
Но все когда-то кончается.
Прихожу я в себя потихоньку. Анна нежными пальчики снова с моей пряжкой возится. Потом голову поднимает, мне в глаза заглядывает.
— Так лучше? — губами шевелит беззвучно.
— Анна… — шепчу едва слышно. — Я… прости, я тебе все волосы растрепал…
Но она только смеется, шпильки из прически выхватывает, головой крутит — и волосы как золотой водопад разлетаются.
Прижимаю я ее к себе — и приоткрытые губы так и манят. Шаловливый язычок ловлю, на колени к себе ее перетаскиваю… Мне тоже хочется ее по-настоящему приласкать — да только где же у ее комбинезона застежки? Словно цельный…
— Анна, — шепчу. — Черт возьми, где же тут застежки…
Но она только беззвучным смехом заливается.
Ладно, поиграем… Тщательнее ее комбинезон обследую… нежно так… с чувством…
И тут на пульте тревога воет!
Это Шутемков нас настигает. Нашел время, блин…
Мы на полутора звуках идем. Гравам, конечно, все равно — хоть звук, хоть десять. А для корпуса флаера в нижних слоях атмосферы это крейсерская скорость. До Хоккайдо не одна тысяча кмов, ну мы и идем не спеша, чтобы корпуса лишний раз не изнашивать.
А вот генерал сейчас не в том настроении, чтобы об износе корпусов тревожиться. На двух с лишним звуках несется! И не один. Еще дюжина флаеров с ним. Все свои флаеры, что в столице были, собрал, что ли?
Тут и рация включается.
— Внимание! — голос Стокера из динамиков на пульте несется. — Группа имперских кораблей, немедленно прекратите сближение. Пересечение дистанции в тридцать кмов будет расценено как атака. Открываем огонь без дальнейших предупреждений.
Остальные флаеры торговцев скорость сбрасывают. Дымок тут же за штурвалы хватается, нашу «Гарпию» тоже останавливает.
Торговцы в боевой порядок выстраиваются. В оборонительный «коготь». В центре неповоротливый «Журавль», юркие «Гарпии» вокруг него и чуть впереди — словно лапа с выпущенными когтями перед ударом. Дымочек наш флаер тоже в «коготь» пристраивает.
Только жалкий этот «коготочек» получился — всего-то семь боевых флаеров… А у генерала — двенадцать машин. И не хрупкие европейские «Гарпии», а все кондовые девяностые «Скаты»! А генеральский «Скат» — так вообще бывший наш, на котором мы из Ангарска сбежали, мощнейший сто первый, со всеми наворотами!
И все генеральские флаеры ракетами под завязку нагружены. Они-то только с дикими роботами воюют. Это мы на Хоккайдо идем, почти без ракет… Против его группы наш «коготь», да еще с небоевым большегрузом в центре построения, даже ухмылки не вызывает…
И сбрасывать скорость генерал не собирается. Так и несется на нас на двух звуках.
— Группа имперских кораблей! — Стокер повторяет. — Вы пересекли границу в шестьдесят кмов. При сближении на тридцать кмов вы будете уничтожены.
Генерал в долгу не остается.
— Имел я вашу дистанцию в три щели в четыре круга! — орет. — Я тебе открою огонь, торгаш недоделанный! Лучше быстро выгрузи их мне и не выделывайся!
— Генерал Шутемков, вы пересекли границу в пятьдесят кмов, — Стокер ледяным голосом чеканит. И вдруг — совершенно спокойно, словно на улице случайно столкнулся: — Не понимаю, о ком вы говорите.
— О ком?! — генерал из себя выходит. — Об этих недоносках из нейтральных территорий! Эти…
— Простите, генерал, — Стокер его обрывает, — вы имеете в виду господина Линского и его сыновей?
— Я их еще не имею, но обязательно поимею! — генерал рычит. — Всех троих так отымею, что ходить не смогут! На каком они флаере?! Сгружай их мне, и катись на свой Хоккайдо!
Анна как мел бледнеет. Дымок с Линским тоже не лучше выглядят, наверно, просто за спинками кресел их лиц не видно. Да и сам я…
Не смогут торговцы бой с генералом принять! Это же чистое самоубийство для них. И нас не защитят, и сами погибнут… блефует Стокер. И долго блефовать не сможет — генерал к нам на двух звуках мчится и тормозить не собирается.
Но пока держится.