Опадание листьев

– Зря. Эти пельмени являются просто кладезем запахов и вкусовых оттенков. Чего тут только не встретишь!

– Вот этого я и боюсь. Ты меня удивляешь. Как ты можешь есть эту гадость, особенно с твоей любовью к изысканности?

– Тут в тебе говорят предрассудки. Ты брезгливо отказываешься от пельменей потому, что в них может присутствовать некачественное мясо, но с удовольствием пьешь сок. Хотя в действительности мясо в пельменях еще ничего, а вот когда делали сок, под пресс попало несколько крыс, которых в пельменях ты бы не стал есть однозначно.

– Ты это нарочно говоришь?

– И да, и нет. Нарочно, потому что все, что мы делаем, это, в какой-то степени, нарочно, а нет, потому что это чистая правда. Тебе же мешает это признать твоя цивилизованность. Дикари, как и животные, рассматривают запахи, как источник информации. Вы же… Смотри внимательно, – дракон кивнул головой в сторону вошедшего в пельменную солдата. Это был маленький, щуплый мальчишка со следами побоев на исполненном обреченности лице. Потоптавшись несколько минут у прилавка, он попросил себе булочку, и пока хмурого вида амбарная женщина за прилавком считала его гроши, неловко сунул в карман шоколадку.

– Ах ты …! – на солдата обрушился шквал мата. Амбарная тетка готова была разорвать его на части. Оскорбленное право на собственность требовало отмщения, и два нагломордых мужика, жующих пельмени недалеко от нас, взяли на себя торжество справедливости. Они подлетели к солдату, ловко сбили его с ног и принялись вкусно топтать ногами, стараясь покалечить как можно сильнее. Остальная публика пялилась на происходящее, как на новогоднее шоу, разве что попкорна не хватало.

– Да что же вы делаете? – возмутился новый посетитель кафе.

– Мужик, пошел на хуй! – отозвался один из защитников справедливости, стараясь отбить солдату пах, но мужик не стал дожидаться, когда ему укажут правильный адрес. С ловкостью Раджа Капура он уложил на пол сладкую парочку и склонился над солдатом.

– Стоять, сука! Руки за голову! – заорал один из них, размахивая пистолетом. Мужику больно заломали руки, надели наручники, и погнали пинками к выходу. Солдат воспользовался случаем и смылся.

– Пошли, – дракон потащил меня к выходу, – ты же не хочешь давать против мужика показания.

– Скоты! – я чувствовал себя ужасно.

– Ты о ком?

– Обо всех, включая нас с тобой.

– Ну обо мне ты зря так. Я не скот, я пресмыкающееся.

– Мужика, наверно, посадят.

– Сначала его опустят. Нихрена себе, на самих ментов руку поднял.

– Так на них же не написано, что они менты.

– Ты их рожи видел? Такие морды и шмотки, как у азербайджанцев с овощного рынка бывают только у ментов. Да и кто еще будет себя так вести?

– Ты за этим дерьмом меня сюда приволок?

– Ба, да тебе стыдно, что это не тебя сейчас в ментовке героически топчут каблуками?

– Пошел ты!

– Не горячись.

– Какие же мы скоты!

Я был раздавлен. С одной стороны стыд за то, что я сидел и смотрел, как эти гады топтали солдата, а теперь мордуют, наверно, единственного порядочного человека, случайно оказавшегося среди нас. С другой, мой подленький здравый смысл, нашептывающий, что все равно ничего нельзя было сделать, что в лучшем случае я бы тоже был избит публично ногами, а в худшем… Меня передернуло. Но самым сильным, пожалуй, чувством было брезгливое отвращение ко всему роду человеческому, включающему, естественно, и меня, и чувство беззащитности, беспомощности перед нашим человеческим скотством.

К разговору мы вернулись уже у дракона в пещере, где я первым делом опрокинул стакан водки, не закусывая, и даже не предложив дракону.

– Пошел ты со своей интеллигентской истерикой знаешь куда! – прикрикнул на меня дракон, отбирая водку, – надо же, какие мы нежные, чуть что, сразу за водку. Несправедливости не видел? Так еще увидишь! Еще и не такое увидишь! Институтка хренова! Ты еще крови не видел, а ее будет море, ты слышишь меня, гуманист чертов! Море крови и дерьма, в котором тебе предстоит скоро барахтаться. Вот тогда ты нахлебаешься, и не дай бог, за бутылку схватишься, сам вырву тебе сердце! Ты понял? Не надоело быть добрым за чужой счет или постскриптум?

Ты как та бабуля в автобусе, которая поднимает хай, когда кондуктор пытается высадить не желающего платить школяра. Как это так с детей деньги требовать! А предложи ей за него заплатить, так таким матом укроет, что все сапожники в округе покраснеют. Тебе вот солдата жалко. Голодный пацан, стащил шоколадку, неумело, глупо стащил, значит, не умеет, не вор, не от хорошей жизни на такое пошел, не гад же какой, чтобы его за это вот так убивать. А попроси он у тебя денег на улице, не дал бы нихрена, ни копейки не дал бы, а залезь он к тебе в машину, сам бы ему руки монтировкой поотхаживал. Ломал бы руки ему и стыдился своего варварства, и от этого стыда зверел бы еще сильней. Да кто ты такой, чтобы требовать от этой тетки за прилавком благородство и сострадание?