Оп Олооп

— Ничего особенного. Мистическая форма эротомании. Любовь изменчива.

— Пусть будет изменчива, лично меня в коитусе более всего манит его снотворное свойство.

— Снотворное свойство коитуса?

— Да. Я вам расскажу.

Оп Олооп, близкий и далекий одновременно, придумал свой фант в этой игре. Все заинтригованно замолчали.

— «Charme de l’amourqui pourraitvous peindre?»[54]— воскликнул чистейший из любовников. И отголоски его вопроса еще звенят в нас. Констан не смог ответить на него в неспешном повествовании «Адольфа». Гёте потерялся в декадентстве в лабиринте «Вертера». Стендаль грубо набросал любовь кистью, обмакнутой в «Красное и черное». Пруст был не более чем искусным лозоходцем, ищущим болезни вместо воды. Фрейд увлекся бурением неизведанных глубин подсознательного… «Charme de l’amourqui pourraitvous peindre?»

— Никто. Любовь неуловима для реальности. Противоречит логике. Неподвластна богам, — вставил Пеньяранда.

— И все же невежество пытается подчинить ее нормам, урегулировать ее законами, свести ее к догме! Бесполезно. Огонь, вода и воздух внутренней жизни устоят и будут лучиться свободой до агонии двух последних душ…

Гастон Мариетти обозначил свое неверие. Пригубил «Grand Marnier». И возразил:

— Это, конечно, так, Оп Олооп. Но человеческий вид возвращается к бисексуальности. Мы уже прошли вершину параболы эволюции и находимся на нейтральной стадии. Уже скоро, несколько веков спустя, не будет ни мужчин, ни женщин, а лишь мужчиноженщины. Гермафродиты рождаются все чаще и чаще. Один английский хирург анализировал этот феномен в медицинском журнале «The Lancet» и указал на относительно скорое соединение животворных сил в одном человеке. Обманчивое слово «индивидуум» снова обретет свое исходное значение — «in diviso».[55] И абсурдная сегодня концепция любви к самому себе приобретет свойства жизненной необходимости, в том числе и эротического свойства. Что же до остального, так называемые дети из пробирки, коих насчитывается великое множество в развитых странах, уже заявляют, что гетеросексуальная любовь им неинтересна и выглядит неубедительно. Когда биологическое таинство разрешено, в химии душ нет необходимости. Кстати, отсрочка бракосочетания, переносимого с пубертата на взрослый возраст, подразумевает отсрочку любви как полового обязательства, ее присутствие в коллективном сознании становится менее выраженным. Все это говорит о том, что сегодняшние реки жизни пересыхают. Трансмутировав в то, чем мы были в начале, мы обретем Божественную привилегию рождаться в себе, умирать в себе и носить под своим сердцем собственное потомство.

Эти слова обескуражили всех.

Оп Олооп ограничился тем, что пробормотал:

— Гастон, каким ужасным вам видится будущее! А вот Эрик Хоэнсун совладать с собой не смог:

— То есть можно будет не мастурбировать, ха-ха… И я, значит, смогу осеменить себя и родить, ха-ха.

— Именно так.

— И это рассказываете нам вы, сутенер!

— Именно так.

— Хорошенькое же будущее ждет вашу профессию!

Лицо Гастона Мариетти омрачилось горечью:

— Не беспокойтесь. Пока любовь остается табу под гнетом попирающей ее морали, пока она покоится недоступной пробуждающимся и ищущим удовлетворения в самих себе инстинктах, мы, торговцы белыми рабынями, будем и дальше нести свою ношу мессии…

— Мессии?! Вы?! Ха-ха…

— Да, капитан, мессии. В каждой куртизанке живет разочаровавшаяся женщина. Ее продажность есть следствие разочарования в несостоявшейся чистой любви. Мы, сутенеры, всегда играем на потерянной вере обманутых женщин. И они любят нас за это. Любят нас Магдалиновой любовью. Иисус в некотором роде был предшественником…

Оп Олооп чувствовал себя невесомым и веселым, его безмерно смешило раздражение его соотечественника. Чтобы еще больше поддеть его, он добавил: