ОНО

Билл слабо улыбается: он думает, что если человек как ни в чем не бывало наблюдает подобное явление, значит, ему все нипочем. Но ему, Биллу, страшно, и дело даже не в узкой и хрупкой скорлупе салона и восемнадцати милях в минуту. Он почти ощущает, как навстречу ему стремительно приближается Дерри. Да, дело именно в этом. Неважно — восемнадцать, не восемнадцать миль, важно не это: ощущение такое, что он, Билл, застыл на месте, а навстречу стремительно приближается Дерри, точно какое-то огромное животное-хищник, долго сидевшее в засаде и теперь вырвавшееся из своего укрытия. Ох, уж этот Дерри! Сложить ему какую-нибудь оду? Воспеть вонь его фабрик и рек? Впечатляющую тишину его улиц, обсаженных куцыми деревьями? Водонапорную башню? Бэсси-парк? Начальную школу?

Пустыри?

В сознании Билла вспыхивают огни — большие солнечные прожекторы. Точно он просидел в затемненном зале театра двадцать семь лет в ожидании представления, и вот оно наконец началось. Место действия обрисовывается с каждой мизансценой, но это вовсе не безобидная комедия. Биллу это скорее напоминает «Кабинет доктора Калигари».

«Сколько я написал этих рассказов, — с глупым самодовольным чувством думает он. — А сколько романов — и все навеяно Дерри. Дерри — источник моих сюжетов. Все они начинаются с того памятного лета, с той трагедии, которая произошла с Джорджем за год до того, осенью. Сколько репортеров брали у меня интервью и спрашивали, что меня вдохновило на то или иное произведение, и всем я отвечал совсем не то, неправду».

Толстяк снова толкает его локтем, и у Билла проливается «Кровавая Мери». Билл уже было собрался сказать ему пару ласковых слов, но затем передумал.

Этот вопрос «Откуда вы черпаете ваши идеи», на который приходится отвечать всем беллетристам, по крайней мере, два раза в неделю или, во всяком случае, придумывать правдоподобный ответ, этот вопрос литератору-профессионалу, для которого книги — единственный источник дохода и который пишет о небывальщине, задают даже чаще, чем два раза в неделю.

«У каждого писателя есть своего рода трубопровод, уходящий одним концом в подсознание, — говорил Билл репортерам, умолчав при этом, что с каждым годом склоняется к мысли, что вряд ли существует подсознание. — Но у литератора, пишущего рассказы и романы ужасов, этот трубопровод уходит еще глубже, в какое-то под-подсознание, если угодно».