Решившись, я поспешно отстегиваю Джилл, а он смотрит на меня, не сводя глаз с моего лица, когда бросаю ее на пол. Она барахтается на земле, производя некоторое количество шума, так как пластырь все еще на моей шее и командует ею без учета моих намерений.
Пытаясь спасти свою сексуальность, я наклоняюсь и стягиваю с него трусы. Он приподнимает бедра, помогая мне стянуть их и штаны с ног, и его очень заметная эрекция внезапно оказывается перед моим лицом. Я беру головку его члена в рот без предупреждения, минуя все прелюдии.
На этот раз, когда его дыхание со свистом вырывается сквозь зубы, причина совершенно иная. За этим вздохом следует стон, и одна из его рук вонзается в мои волосы, когда я втягиваю в себя всю его длину еще глубже.
— Что, черт возьми, ты со мной делаешь? — стонет он, когда я медленно поднимаюсь.
Мои глаза встречаются с его, когда его член вырывается из моего рта, и я держу его рукой, пока говорю.
— Хочу убедиться, что ты меня запомнишь, — тихо говорю я.
Во взгляде мелькает какое-то неведомое чувство, но я снова беру его в рот, заканчивая взгляд сексуальными воспоминаниями, которые я намереваюсь запечатлеть в нем, как только он будет думать об этой сумасшедшей неделе.
По крайней мере, на пару часов я планирую заменить каждую «забавную» мысль в его голове горячими, грязными видениями, которые он будет видеть каждый раз, когда закрывает глаза.
***
Роман в отключке, а я улыбаюсь, гордясь собой за то, что так измотала его. Осторожно высвобождаюсь из-под его тела, обвившегося вокруг меня.
Бросив на него последний тоскливый взгляд, поднимаю руку с пола и иду через ванную обратно в комнату. Любое прощание могло привести к тому, что я превращусь в рыдающую Кашу, а, кроме того, у нас был с ним прощальный перепих. И это был просто недельный перпихо-роман, так что перепихо-прощание не уместно в данной ситуации.
Роман храпит, а я улыбаюсь, сдерживая слезы, которые пытаются просочиться наружу. Я буду рыдать, как ребенок, когда буду проходить через отходняки в уединении моего собственного дома.
До тех пор, пока…
Толкая дверь, я замечаю, что у Хенли вокруг глаз такие же красные круги, как и у меня, но никто из нас не говорит об этом. Привязывая руку быстрыми, отрывистыми движениями, я изучаю пустую комнату, которую они убрали.
Лидия протягивает мне мои сумки, а я тяжело вздыхаю, открывая сумку. Это привычка — считать, и я хмурюсь, когда обнаруживаю, что одной не хватает.
— В шкафу есть еще одна рука?
Лидия подходит к шкафу и качает головой.
— Там пусто.
— Вот дерьмо. У меня не хватает одной.
— Ты уверена? — спрашивает Хенли, шмыгая носом и имитируя кашель.
— Железно. Той, которая с красивыми розовыми ногтями. Чертыхаясь, я застегиваю сумку. Я расстегиваю вторую сумку и бесцельно роюсь в одежде. Нет, здесь ее нет. — Должно быть, кто-то ее украл.
— Что за мудак крадет протез у человека с ампутированной рукой? — интересуется Хенли со смесью гнева и отвращения на лице.
— Кто знает? Много придурков в этом месте, — ворчу я, разочарованная тем, что моя самая красивая рука исчезла, и мне приходится оставить симпатичного парня с мягкими черными волосами и темно-синими глазами.
Спускаясь по лестнице, мы не произносим больше ни слова. Мама справляется с последствиями худшей свадьбы, а Хит помогает ей, работая рядом с ней. Хреново, что я никогда не замечала, как они всегда близки, преодолевая любые препятствия на своем пути как сплоченная команда.
Как если бы я не могла видеть ее без него, околачивающегося где-то поблизости. И снова всплывают воспоминания о матери в одном месте и об отце в другом, причем их редко можно было увидеть в одном месте в одно и то же время.
Забавно, как работает наш мозг.
Мы направляемся к нашей машине, когда парковщик разворачивает ее. Думаю, Лидия или Хенли вызвали его. Как только парень выскакивает, чтобы взять наши сумки, я разворачиваюсь и быстро направляюсь к матери.
Она оборачивается, ее улыбка появляется, когда она видит меня, но я не останавливаюсь, пока мои руки не заключают ее в объятиях, что удивляет нас обоих. Мама почти задыхается, но затем ее руки сжимаются вокруг меня почти болезненно, когда она прижимает меня к себе. Я совершенно уверена, что слышу, как она шмыгает носом.
— Я позвоню тебе, когда вернусь домой, — говорю, отпуская ее, и слезы застилают мне глаза.
Отстранившись, замечаю, что Хит вытирает глаза и отворачивается. Пока я не решусь на обнимашки с ним.
— Пока, Хит, — говорю я.
Он громко откашливается, а мама улыбается.
— Пока, — говорит он несколько грубо.
Хенли и Лидия смотрят на меня, разинув рты, когда я возвращаюсь к машине.
— Давайте покончим с этой ужасной поездкой, — говорю я им, запрыгивая на переднее пассажирское сиденье.
Лидия садится за руль, а я прислоняюсь к двери. Когда мы уходим, атмосфера заметно прохладнее по сравнению с той, что была, когда мы отжигали. Хенли молчит, погруженная в свои мысли. Я делаю то же самое.