Все это освободило его чувства, но не разум. Рассказ о хлебе, который превратил воду в унитазе в кровь, беспокоил его, глодал его, даже заставил его потерять сон. Однажды ночью ему пришло в голову, что, чтобы навсегда разделаться с этим, ему самому нужно взять кусочек хлеба, бросить его в унитаз и посмотреть, что произойдет.
Но такой эксперимент был за пределами его мужества, его рациональный ум не мог устоять против зловещего образа крови, растворяющего в воде облако обвинения и потенциального проклятия. Он не мог устоять против магического заклинания-талисмана:
— Я думаю, все религии странные — сказал теперь Эдди.
— Слушайте, мне кажется, все спят, — сказал Ричи, небрежно бросая стаканчик от мороженого в водосток. — Вы когда-нибудь видели такую тишину? Что, все ушли в Бар-Харбор на целый день?
— Ппппривет, пппарни! — крикнул сзади Билл Денбро. — Пппподождите!
Эдди обернулся, удивленный, что услышал голос Большого Билла. Он катил на Сильвере из-за угла Костелло-Авеню, обгоняя Майка, хотя «Швинн» Майка был почти новой марки.
— Заика Билл! — сказал Ричи. — Как дела, парень? Послушай, как ты, как ты, парень?
— Порядок! — сказал Билл. — Видели Бена или Беверли? Подъехал Майк и присоединился к ним. Пот капельками застыл на его лице.
— Как быстро твой велик идет, а? Билл засмеялся.
— Я не знаю точно. Довольно бббыстро.
— Я их не видел, — сказал Ричи. — Они, может, где-нибудь болтаются. Поют дуэтом. «Ш-бум, ш-бум… ай-да-да-да-да… ты какой-то мечтательный, дорогой».
Стэн Урис засвистел.
— Он просто ревнует, — сказал Ричи Майку. — Евреи не умеют петь.
«Бу-бу-бу…»
— Би-би, Ричи, — сказал ему Майк, и они все засмеялись. Они снова направлялись в Барренс, Майк с Биллом толкали свои велосипеды. Разговор сначала был живой, затем замедлился. Взглянув на Билла, Эдди увидел беспокойство на его лице и подумал, что это беспокойство переходит к нему. Он знал, что Ричи пошутил, но на самом деле
— Определенно тихо, а? — решился Эдди, но Билл только кивнул. Они перешли на другую сторону Канзас-стрит, к Барренсу, и там они увидели Бена и Беверли, бегущих к ним с криками. Эдди был шокирован видом Беверли, обычно такая чистая и аккуратная, волосы всегда вымыты и завязаны сзади в конский хвост. Теперь она в каких-то полосах грязи, глаза дикие. На щеке была царапина. Джинсы покрыты коркой какой-то мерзости, блузка порвана.
Бен бежал позади нее, задыхаясь, живот его колыхался.
— Нельзя идти в Барренс, — задыхалась Беверли. — Парни… Генри… Виктор… Они где-то там… нож… у него нож…
— Ппппомедленнее, — сказал Билл, как-то без усилий, бессознательно принимая на себя право принимать решения. Он внимательно посмотрел на Бена, когда он подбежал, его щеки ярко пылали, огромная грудь вздымалась.
— Она говорит, что Генри сошел с ума. Большой Билл, — сказал Бен.
— Черт, ты думаешь, что он был
— Заткнись, Ррричи, — велел он. Рука Эдди полезла в карман и дотронулась до ингалятора. Он не знал, что все это значит, но уже знал, что это чертовски плохо.
Заставляя себя говорить как можно спокойнее, Беверли удалось подать отредактированный вариант рассказа — вариант, который она начала с того, как Генри, Виктор и Белч схватили ее на улице. Она не рассказала им об отце — этого она отчаянно стыдилась.